Довольно странный обмен подарками, явно не доработанный службой протокола, состоялся 15 августа (рано утром 16-го по московскому времени) между Владимиром Путиным и православным архиепископом Ситкинским и Аляскинским Алексием (Трейдером).

Они повстречались на мемориальном кладбище под Анкориджем, куда Путин поехал после переговоров с Дональдом Трампом, — вместо запланированного совместного обеда (то, что обед не состоялся, эксперты трактуют как дурной знак). На этом кладбище захоронено несколько красноармейцев, погибших в аляскинском регионе при перегоне самолетов, предоставленных США СССР во время Второй мировой войны.

Могилы не имеют каких-либо религиозных атрибутов — православного креста или иконы на кладбище нет. А странность обмена подарками состоит в том, что сначала архиепископ Алексий преподнес Путину икону преподобного Германа Аляскинского — русского валаамского монаха, приехавшего по распоряжению петербургского Синода в 1793 году на алеутский остров Кадьяк проповедовать православие местным аборигенам. А затем Путин преподнес архиепископу Алексию икону… преподобного Германа Аляскинского.

Правда, лидер РФ добавил еще икону Успения Божией Матери, полагая, что вся Православная церковь в Америке (ПЦА), в юрисдикцию которой входит Аляскинская епархия, отмечает праздник Успения по новому стилю 15 августа. Однако и тут произошла накладка. Именно Аляскинская епархия, будучи самой консервативной в ПЦА и храня верность старым русским традициям, придерживается старого календарного стиля, как и РПЦ, и будет отмечать Успение только 28 августа.

Россия подарила Аляске «самое ценное»

Архиепископ Алексий (Трейдер) — коренной американец из штата Делавэр, ему 64 года. Будучи сыном методистского пастора, в юности он перешел в православие и почти сразу стал монахом Свято-Тихоновского монастыря в Пенсильвании. Неофитская ревность толкала его к еще большим подвигам, и в 30-летнем возрасте будущий архиепископ уехал на Святую гору Афон — в монашескую республику на севере Греции. Там, в монастыре Каракалл, он принял великую схиму и был рукоположен в священный сан. Вернувшись в Америку по предписанию врачей, в 2020 году в Вашингтоне был рукоположен во епископа ПЦА, а спустя еще два года — назначен управляющим Аляскинской епархией, которая объединяет почти 90 приходов и миссий, бережно храня «русское духовное наследие» на Аляске. Архиепископ Алексий часто в проповедях и интервью подчеркивает свою любовь к России. Лично Путину на кладбище он передал «признательность коренного населения Аляски лидеру той страны, которая направила когда-то сюда миссионеров. Потому что Россия подарила нам то, за что мы наиболее признательны, что-то наиболее ценное». Очевидно, иерарх имел в виду православие.

Когда неделю назад стало известно о встрече президентов США и РФ на Аляске, архиепископ Алексий объявил в своей епархии «неделю молитв за мир», а в последние три дня перед саммитом — еще и сугубый пост за его успех. Практика, крайне редкая в современной православной традиции. Ранее ПЦА, находящаяся в сильной зависимости от РПЦ, уклонялась от прямой религиозно-нравственной оценки действий России в Украине и, в частности, игнорировала обращения собственных клириков и мирян к священноначалию с просьбами включить в богослужение молитву о страдающем от агрессии народе Украины. Вот и инициатива большого друга русского народа архиепископа Алексия коснулась только его епархии, не затронув ПЦА в целом. Совсем недавно, в мае, архиепископ Алексий посещал Москву и сослужил патриарху Кириллу (Гундяеву) в день его именин в храме Христа Спасителя. На этой торжественной службе патриарх Кирилл громогласно читал ту самую молитву о победе РФ над Украиной, за замену лишь одного слова в которой была «лишена сана» целая плеяда совестливых российских священников. Не прошло еще и трех месяцев, и тот же иерарх, который в «главном храме России» молился о ее победе, теперь ничтоже сумняшеся молится в своей епархии о мире, который возможен в нынешних военно-политических условиях только через отказ от той самой победы.

«СВО» XVIII века

Архиепископ Алексий утверждает, что Россия подарила Аляске «что-то наиболее ценное», доказательством чему служит икона местного святого русского происхождения. Однако историческая наука, мягко говоря, не столь однозначно трактует пришествие России на земли Аляски в XVIII веке.

Ссылаясь на архивные документы и научные монографии, опальный диакон Андрей Кураев, вынужденный покинуть Россию, в своей новой, уже эмигрантской, книге «Мифология русских войн» так описывает «подвиги» российских колонизаторов на одном из алеутских островов в 1745 году: «Устроившись на зимовку в бухте на острове Атту, промышленники перебили всех не успевших бежать обитателей одного алеутского селения, в том числе женщин, которых, заколов, сбросили с утеса в море. Промышленники оправдывались тем, что островитяне и так должны были погибнуть от голода, поскольку всё их продовольствие было отнято русскими… Статистика Российско-Американской Компании свидетельствовала о постоянном падении численности туземцев… Численность алеутов с начала контактов с русскими и до 1820-х годов сократилась, по подсчетам разных авторов, в 4–8 раз… По словам стариков-алеутов, промышленники перестреляли многих туземцев просто ради забавы».

Канонизированный РПЦ святитель Иннокентий Московский признавал в середине XIX века, что миссионерская активность его церкви на отдаленных территориях Севера вызвана не «ревностью к проповеди Евангелия», а страстью к «приобретению дорогих мехов»: «Иные священники не стыдятся для того же сами опаивать инородцев» и «соблазном своей жизни» препятствуют обращению ко Христу. Понятно, что действия колонизаторов периодически вызывали противодействие в виде восстаний, жертвами которых становились и русские. Однако силы были заведомо неравны.

Символично, что первый епископ, назначенный петербургским Синодом на Алеутские острова и Аляску, Иоасаф (Болотов) погиб в Охотском море в 1799 году в 37-летнем возрасте во время кораблекрушения, так и не доплыв до своей кафедры. Лишь в 1840 году была восстановлена епархия с центром в Новоархангельске (нынешняя Ситка), которая охватывала также Камчатку и Курилы. После продажи Аляски, в 1869 году, Синод учредил отдельную епархию только для США, которая стала канонической основой для нынешней ПЦА. Центр епархии постепенно дрейфовал на восток: сначала в Сан-Франциско, а потом в Нью-Йорк. Лишь в результате падения Российской империи православие в Америке преобразовалось в пестрый конгломерат разных церковных юрисдикций, точное количество которых сегодня никто не берется подсчитать. Лидирующее положение среди них постепенно заняла Американская архиепископия Константинопольского патриархата, опирающаяся на мощное греческое лобби в США. Московский патриархат напрямую управляет примерно 50 «патриаршими приходами» в США, а с 2007 года ему подчиняется и часть Русской зарубежной церкви с центром в Нью-Йорке. В известной степени пророссийской можно считать ПЦА, автокефалию которой признает только РПЦ. Вплоть до 2022 года ПЦА получала ощутимую финансовую поддержку из России, а в Москве, на Ордынке, до сих пор действует официальное подворье этой церкви при патриархе Московском.

Не только в национальной памяти коренных народов Аляски сохранилась обида на русских колонизаторов. Территориальные споры штата Аляска с РФ продолжались вплоть до начала путинского правления. В частности, парламент штата указывал в 1999 году на незаконность морской границы, которая лишает Аляску миллионов тонн морских биоресурсов ежегодно. С точки зрения штата, спорными остаются переданные под российскую юрисдикцию командорский остров Медный и некоторые острова Чукотского моря.

Опять «блаженны миротворцы»?

Владимир Путин последовательно использует «церковный фактор» в своих контактах с Трампом, осознавая специфическую чувствительность американского лидера к своей миссии «защитника традиционного христианства». Как отмечала «Новая-Европа», прямо в день инаугурации Трампа, 20 января, его фанатичная последовательница, лидер молодежного крыла Республиканской партии США Кэтрин Уайтфорд с площади перед Белым домом угрожала руководству Украины «карами небесными» и уголовным наказанием за притеснения святой и праведной Украинской православной церкви (УПЦ), которая даже спустя три с половиной года после начала «СВО» не может разорвать свои канонические связи с Московской патриархией. Разумеется, Москва по максимуму разгоняет тему «гонений на каноническое православие» в Украине, хотя патриарх Кирилл периодически дает понять, что УПЦ для него перестала быть «канонической», поскольку жестко осудила вторжение и прекратила поминать его святое имя. На чувствах консервативных христиан-трампистов мастерски играет международный адвокат УПЦ Роберт Амстердам, который представляет своих подзащитных единственными консервативными христианами в Украине. Не случайно в этом контексте прозвучали слова Путина на «пресс-конференции» в Анкоридже о русском наследии, представленном, главным образом, православными храмами.

Еще одно побочное церковное следствие встречи на Аляске — снятие табу (возможно, однократное) на молитвы за мир в Украине. Если совсем недавно такие молитвы практически приравнивались к «дискредитации ВС РФ» и, по крайней мере, вели к лишению сану осмелившихся на них клириков, то теперь, 15 августа, патриарх Кирилл в своей московской резиденцией прямо под камеры помолился о том, «чтобы обеспечивалось благополучие и мир на нашей планете». Комментируя это событие, советник патриарха по международным вопросам протоиерей Николай Балашов как бы анонсировал смену вектора РПЦ: «Бог да… дарует мир нашим народам».

Для того чтобы переодеться из саккоса (туники, облачения архиерея — Прим. ред.) цвета хаки в белые ризы миротворцев, руководству РПЦ достаточно нескольких секунд. Была бы на то «высочайшая воля» — не религиозная, конечно, а политическая.

Однако ничто пока не говорит об устойчивости этого тренда. Во-первых, из исторической памяти человечества никогда не сотрется всё это кошмарное «богословие СВО», разжигавшееся Московской патриархией с февраля 2022 года, и предшествовавшее ему шовинистическое «богословие русского мира». Во-вторых, пока слишком мало оснований для надежды на то, что Трамп способен переломить курс российской внешней политики. А РПЦ, отказавшаяся стараниями патриарха Кирилла от своей морально-политической субъектности, — не более чем вспомогательный инструмент этой кровавой политики.