Освободившись из стен ФСИН, они не получают ни свободы, ни возможности вернуться домой. Тысячи украинцев, вышедших из российских колоний, застряли между странами: власти России помещают их в миграционные центры, отказываясь отпустить на родину; Грузия, куда они раньше уезжали, теперь принимает их лишь как транзитных пассажиров; Молдова закрыла для них въезд; ЕС не пускает людей с судимостью, прошедших российскую систему наказания.

В этом материале «Новая газета Европа» рассказывает:

• как украинцы попадают на зоны в России;
• зачем РФ похитила несколько тысяч заключенных из Украины;
• в каких условиях украинцы сидят в колониях во время войны;
• почему те, кто отказывается от российского паспорта (а иногда и подписания контракта с Минобороны), после своего освобождения оказываются в условиях худших, чем они находились до этого.

Полную версию материала вы можете посмотреть в формате видео. Также публикуем текстом главу о том, как украинские заключенные отбывали свое наказание в российских зонах.

Зона вне дома

Григорий, Кирилл, Валентин и Анатолий приехали в Россию в разное время после 2013 года — ранее они не были знакомы. Все они, еще будучи в Украине, получили в мессенджерах предложение о подработке закладчиками. И каждого из них полицейские поймали с поличным уже в первый месяц нахождения в стране. Мужчины получили от 8 до 10 лет колонии строгого режима по «народной» 228-й статье. После нескольких этапов все они оказались в одной зоне в Сибири.

Кирилл уже после освобождения из колонии начал помогать украинским заключенным. Ему удалось пообщаться с огромным количеством зэков. Он рассказывает, что в то время у полицейских это была распространенная схема для закрытия показателей:

— Многие наши ребята ездили туда в 2013–14-х годах, из Украины в Россию, на севера: Тюмень, Нижневартовск, Сургут. И там нас ловили [полицейские] и выполняли планы свои, — рассказывает украинский экс-заключенный.

Сидели иностранцы в тех же условиях, что и россияне. В колонии, где отбывали наказание наши собеседники, по их оценкам, в разное время содержалось до 10% украинцев. Но точной статистики по всей стране ни у кого нет: российская система ФСИН, как говорят правозащитники, слишком закрыта.

Как отмечают экс-заключенные, до двадцать второго года они почти не сталкивались с серьезной дискриминацией. Однако по прибытии в колонию другие осужденные, а иногда и сотрудники ФСИН акцентировали внимание на их национальности:

— Я сразу начал забывать свое имя, потому что кроме как «хохол», тебя уже по-другому никто не называет. Ни сотрудники, ни сокамерники, никто. Отношение, ну, в принципе, человеческое, потому что субкультура тюремная не позволяет толкаться [спорить] о политике.

Валентин с самого начала своего срока открыто поддерживал Украину в конфликте на востоке страны. Он отмечает: пусть его и пытались задеть, но в серьезные проблемы, по меркам российской зоны, он до две тысячи двадцать второго года не попадал.

— Жесткой дискриминации не было. Но вообще, начиная с первого дня, как я попал в места лишения свободы, меня прозвали «хохлом». И сотрудники, и арестанты. Когда я пытался объяснить, что я не «хохол», а украинец, только отмахивались: «Ну ты хохол?» — рассказывает Валентин.

Украинцы оказались в одном положении с россиянами и столкнулись с теми же проблемами: плохое питание и медицина, тюремная культура и коррупция. Для жителей постсоветского пространства всё это не стало неожиданностью. Хотя местные особенности их всё-таки удивили. Так, Кирилл рассказывает, что еще в СИЗО ему поставили ВИЧ и несколько раз подтвердили положительный статус. Однако при переводе в колонию анализы показали, что он здоров.

— У них какие-то там медицинские свои схемы, они получают за это деньги, неплохие деньги. На терапию. Это нормальное явление, когда тебе диагностируют заболевание, которое рядом не стояло, — рассказывает Кирилл.

А вот Александр Пономаренко и Алексей Зарубин, который также до двадцать второго года отбывал свой срок в украинской колонии и был похищен из Херсона, отмечают, что условия заключения в двух странах сильно разнятся.

— В Украине, кстати, в лагерях многих замечательно. С Россией не сравнить вообще. У них убито всё людское, человеческое. У них этого нет и не будет. У них отношение к зэкам, а тем более к нам, зэкам украинским, еще хуже, чем своим. Они их за людей не считают, даже своих, — рассказывает Алексей Зарубин.

Все иностранцы в российских тюрьмах сталкиваются с дополнительными проблемами. Например, они не могут освободиться по УДО или попасть в колонию-поселение.

Но бывают исключения. Для тех, кого Россия вывезла с оккупированных территорий, возможность выйти из колонии досрочно всё же предусмотрена. Правда, многие от нее отказываются.

Правозащитница Янина Стемковская — директор Всеукраинского центра объединения людей с наркозависимостью. Вместе с проектом UNMODE она в двадцать третьем году занималась проблемами украинских заключенных и их возвращением домой под патронажем ООН. Вот что она рассказывает о ситуации с условно-досрочным освобождением, с которой столкнулись те, кого вывезли из Херсона:

— Независимо от того, в какой колонии они были в России, их всех везли в Керчь. Они уже досиживали в Керчи. И все говорят, что там, конечно, ужас. Ну, знаете как, по телефону-то не очень рассказали. Как я понимаю, не только избивают — пытают людей за эти сброшенные срока, — рассказывает Янина Стемковская.

Во время самого срока заключенные из Украины находятся фактически в изоляции. Еще до войны свидания с родными были для них почти невозможны, передачи или деньги удавалось получать только через правозащитные организации, отмечают наши спикеры.

С началом полномасштабного вторжения связь украинских заключенных с внешним миром окончательно оборвалась. Зачастую уже их родственники остаются без интернета из-за обстрелов, поэтому единственный вид связи — телефон-автомат. Как отмечает заключенный Олег, который прямо сейчас сидит в одной из российских колонии, денег на звонки просто не остается.