Завершился самый популярный сериал Netflix за всю историю стриминга (по рейтингам первого сезона) — «Игра в кальмара», а вместе с ним и смертельная игра на таинственном острове в Жёлтом море недалеко от южнокорейской столицы. Ирина Карпова посмотрела последний сезон и считает, что шоураннеру сериала Хван Дон Хёку удалось создать массовое развлечение о трагедии расчеловечивания.
«Мы не лошади, мы люди», — произносит главный герой Сон Ки Хун (Ли Джондже) в решающий момент, и эта короткая речь становится кульминацией всего третьего сезона: тяжелого и черного, как непроницаемые маски охранников игры.
После несостоявшегося переворота в конце второго сезона логично возникал вопрос: смогут ли его авторы создать законченное высказывание? Они смогли, хотя это не уберегло последующие, второй и третий, сезоны от повторений, банальностей и сценарных манипуляций, когда сюжетные ружья выстреливали в зрительские сердца в отведенных и подготовленных местах, о которых насмотренные зрители могли заранее догадаться. Несмотря на это, именно сгустившаяся в третьем сезоне тьма стала оправданием и ответом на упреки тех, кто считал, что шоураннеру «Игры в кальмара» Хван Дон Хёку стоило закопать свое перо и не идти на поводу у Netflix, продолжая сериал на два сезона.
Параллели с концентрационными лагерями и лагерями смерти Третьего Рейха возникали уже при просмотре первого сезона, но именно в третьем они кристаллизовались и получили четкие очертания.
«Игра в кальмара» — это не просто игра в кошки-мышки (в том числе и со зрителем), а сериал о механизме расчеловечивания.
На таинственном острове в Жёлтом море в подземном бункере идет зловещая и смертоносная игра: организаторы собрали 456 участников для того, чтобы во время игр на выбывание убить 455 из них, а последний получил 45,6 миллиардов вон (28,5 млн евро), по 100 миллионов вон за каждого умершего и еще 100 млн — за себя.
Во втором сезоне зрители познакомились с новыми героями, за которыми им предстояло переживать: седая и хрупкая, но обладающая невероятной силой духа женщина по имени Чан Гым Чжа (Кан Э Сим) и ее непутевый, но мягкий и добродушный сын Пак Ён Сик (Ян Донгын), беременная девушка Ким Чун Хи (Чо Юри) и отец ее ребенка, разорившийся крипто-блогер Ли Мён Ги (Лим Сиван), трансженщина, в прошлом офицер спецназа Чо Хён Чжу (ее играет цис-мужчина Пак Сонхун), токсичная астрологиня-шаманка Сён Не О (Чхэ Кук Хи), алчный бизнесмен Им Чон Дэ (Сон Ён Чан), выдающий себя за морпеха, но запаниковавший во время попытки переворота Кан Де Хо (Кан Ханыль), и шестерка репера Таноса Гю Нам Гю (Ро Дже Вон).
Но главных героев, чьи поступки определяют ход истории в третьем сезоне «Игры в кальмара», четверо: экс-полицейский Хван Чун Хо (Ви Хаджун), бороздящий воды в поисках пресловутого острова, чтобы найти своего брата; собственно его брат, ведущий смертельной игры (Ли Бёнхон), — наконец мы узнаем обстоятельства, проливающие свет на его загадочную персону; охранница под номером 11, молодая женщина-снайпер из Северной Кореи Кан Но Ыль (Пак Кюён), всеми возможными средствами пытающаяся спасти игрока 246, чья дочь больна лейкемией, — он оказался на острове, пытаясь добыть денег на ее лечение. И, конечно, главный герой, победитель «Игры в кальмара», вернувшийся в игру, Сон Ки Хун.

Фото: No Ju-han/Netflix
Самое страшное — и не пугающе-страшное, а печально-страшное, — это то, как сериал в форме массового развлечения точь-в-точь повторяет описание жизни в концлагере итальянского писателя и химика Примо Леви «Человек ли это?» (1947). И судьба Сон Ки Хуна — скорее всего, это просто совпадение — внезапно оказывается зарифмована с фигурой самого Леви. Примо Леви пережил Освенцим, написал о своем опыте несколько книг, открывших для мировой общественности проблему существования лагерей истребления. Он умер в своем доме в Турине, после падения в лестничный пролет с третьего этажа. Писатель Эли Визель сказал на его смерть: «Леви умер в Аушвице сорок лет спустя». Но некоторые близкие друзья Леви отвергали версию о самоубийстве.

Фото: No Ju-han/Netflix
Все герои «Игры в кальмара», к кому зрители прикипели душой за семь серий второго сезона, один за другим будут выбывать и умирать. Самый большой шок последних двух серий и финальной игры — то, что в ней большинство игроков окажутся теми, за кем зрители вообще не следили, и эти игроки — сильные взрослые мужчины — до тех пор находились на периферии сериала. В этом сильное отличие от первого сезона, где до последних трех игр дошли хорошо знакомые зрителям игроки и только малую часть составляли герои второго плана, без предыстории, кому почти не досталось экранного времени, но зато, как и всем, — быстрая и болезненная смерть.
Это именно то, о чём в своих книгах пишет Леви:
«Перед лицом этого сложно устроенного ада я растерялся: что лучше — следовать собственным моральным принципам или вообще отказаться от всяких принципов?»
Штайнлауф, друг Леви по заключению, призывает его умываться каждый день, потому что «лагерь — это гигантская машина, фабрикующая животных, в животных мы превращаться не должны».

Фото: No Ju-han/Netflix
У людей в «Игре в кальмара» отнимают имена и заменяют их номерами; их ставят перед выбором: достоинство или жизнь; их стравливают друг с другом с целью выявить самые низменные и подлые инстинкты. «Игра в кальмара» — это метафорическое явление капиталистического концлагеря, где в погоне за деньгами люди забывают, что они люди и что окружающие их — тоже люди. «Главное в жизни — добиваться своей цели любыми средствами, а если просчитался — сам и виноват». Этот закон Примо Леви усвоил в лагере.
Нельзя не упомянуть о главном сюрпризе (их наберется не один за весь третий сезон, но именно этот влияет на ход игры): Чун Хи беременна, а значит, в какой-то момент она родит ребенка. Герои «Игры в кальмара» одержимы детьми. Снайперша, охранница номер 11, пытается найти оставшуюся в Северной Корее дочь, и берется помогать игроку 246, потому что видела, как он заботится о своей дочери. Ки Хун переживает о том, что был плохим отцом. Беременную Чун Хи берут под опеку две женщины, старая акушерка Гым Чжа и сильная спецназовка Хён Чжу, и тоже делают всё, чтобы спасти ее ребенка.

Фото: No Ju-han/Netflix
Этот кажущийся искусственным конструкт (потому что ребенок в концлагере — это реальность, о которой Леви тоже писал, и в реальности ребенок умирает) тем не менее работает как сценарный обратный отсчет до взрыва, ведь теперь на чаше весов не просто жизнь и достоинство, а еще и слеза пока еще нерожденного младенца.
«Игра в кальмара» не бросает зрителям вызов, как фильмы Михаэля Ханеке.
Зрителям не предлагают оценить собственную вуаейристическую роль в наблюдении за тем, как люди по таймеру режут друг друга ножами. Им также не придется переживать, что любимый герой совершит гнусность и выберет себя и свою жизнь, а не товарищей по несчастью.
И задуматься над тем, как устроено создание «концлагеря» со свиньей-копилкой, тоже не придется — этого в сериале не покажут. Но для массового развлечения, чем в первую очередь является «Игра в кальмара», это очень сильное и печальное высказывание о хрупкости человечности в человеке.
Мы не лошади, мы гораздо хуже.

Фото: No Ju-han/Netflix
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».