— Насколько значимой, как вам кажется, выглядит ночная атака Израиля?

— Это, безусловно, продолжение той эскалации, которую мы наблюдали в прошлом году, когда Иран и Израиль обменивались ударами в апреле и октябре.

Убийство высокопоставленных иранских генералов — это, конечно, новый шаг в этом противостоянии, но всё-таки это не полномасштабная война, потому что она невозможна чисто технически. Иран и Израиль разделены сотнями километров, у них нет общей границы. Понятно, что Иран должен будет ответить на эту атаку, но я думаю, что всё сведется примерно к тому, что мы наблюдали в прошлом году. Возможно, это будет массированная атака с применением баллистических ракет, беспилотников, но с минимальным ущербом для еврейского государства. Это повышение ставок, но не региональная война.

Мы пока что не знаем, насколько масштабен ущерб именно для ядерных объектов. В МАГАТЭ сообщали, что ядерные объекты были повреждены в меньшей степени. Я думаю, что цель Израиля была не уничтожить ядерную программу Ирана, а продемонстрировать силу и решимость препятствовать развитию этой программы.

— А как вам кажется, с чем связана задержка Ирана с ответом? (Накануне газета New York Times писала со ссылкой на высокопоставленного иранского чиновника, что Тегеран разработал план реагирования, который будет включать немедленный контрудар по Израилю сотнями баллистических ракет — Прим. ред)

— Иран никогда сразу не отвечает. Ему требуется время для того, чтобы подготовить ответ, сделать его выверенным. Ему важно сделать так, чтобы ответный удар был с минимальным ущербом для Израиля, потому что в Иране понимают, что потенциальная война с Израилем — это еще и война с Соединенными Штатами. В Тегеране к такому развитию событий не готовы.

Иран не может себе позволить серьезную эскалацию. Мы видим, как меняются риторика и настроения в Исламской республике, как с улиц иранских городов стали исчезать плакаты: «Смерть Америке!» В своих проповедях аятолла Али Хаменеи перестал говорить о необходимости полномасштабного конфликта и начал больше говорить о необходимости примирения. Этот сдвиг в позиции связан с тем, что в Иране — тяжелейший экономический кризис. Ситуация сильно ухудшилась за последние десять лет с момента достижения ядерной сделки, когда иранские ястребы-консерваторы, которые были резко против сделки, можно сказать, потеряли свои позиции.

— США сразу заявили, что сами в этой атаке не участвуют. При каких условиях это может измениться?

— Трамп не желает полномасштабной войны, хотя он дал зеленый свет Нетаньяху на проведение этой операции, поскольку переговоры с Тегераном стали буксовать. Никак США не удается заставить Исламскую республику прекратить обогащать уран. Очевидно, Трамп решил использовать израильский фактор в качестве одного из элементов давления. Если бы у него было желание воевать с Тегераном, он бы уже сам давно начал операцию против Исламской республики. Пока он склонен договариваться с Ираном.

— Но США будут поддерживать Израиль в случае чего?

— Поддерживать в таких ограниченных операциях, точечных ударах, но не поддерживать в том, чтобы этот конфликт разрастался, в том, чтобы это переходило в региональную войну. Это точно не то, в чём заинтересован Трамп, который презентует себя эдаким миротворцем, человеком, который остановит все конфликты и войны на планете. Пока у него это очень плохо получается, но, тем не менее, он так себя подает. В Белый дом в январе он заходил как человек, который остановил войну на Ближнем Востоке. Правда, тогдашняя сделка Израиля и ХАМАС была мертворожденной, и в марте уже прекратила существование. Но, тем не менее, Трампу важнее приносить мир, чем разжигать новые войны.

— Может ли Иран привлечь свои прокси для ответного удара по Израилю?

— Да, это нельзя исключать. Иран использовал эту тактику все последние годы. Его внешнеполитическая стратегия строится на том, чтобы максимально отодвигать от своих границ какие-то конфликты со своими противниками. Но этот ресурс сильно поубавился за последний год. Буквально в прошлом году Иран потерпел свое геополитическое поражение в Сирии, в Ливане, и этот ресурс сейчас резко ограничен. Если еще год назад Иран мог поставлять вооружение через сирийскую территорию, сейчас у него такой возможности нет. Осуществить массированную атаку по израильской территории с территории Ливана или с территории Сирии Тегеран не может себе позволить. Так что этот ресурс очень и очень ограничен.

— Как реагируют люди в Иране на израильскую атаку? Могут ли такие действия привести к протестам среди населения?

— Люди стараются просто закрываться от этого. Они просто очень устали от этой эскалации и озабочены, прежде всего, собственным благосостоянием. Когда за последние десять лет инфляция выросла с 8% до более чем 40%, когда цены на бензин за считанные недели выросли в несколько раз, людям вообще не до того, чтобы участвовать в этих авантюрах, поддерживать свое правительство в войнах.

Это было когда-то в 80-е годы почетным отдать своего ребенка на войну с Ираком. Но это всё в прошлом. Сейчас есть огромный запрос на мир, на сделку с Соединенными Штатами. Но если эта эскалация будет продолжаться, если будет гибнуть мирное население — а по последним сообщениям, жертвы среди мирного населения есть, — это может привести к обратному эффекту: когда люди будут объединяться вокруг собственной власти, какой бы она ни была. Если прежде отождествления Ирана с режимом аятолл становилось всё меньше и меньше, то сейчас может происходить такое, что люди будут видеть в ненавистных им руководителях защитников национальных интересов. Но пока, на мой взгляд, этого не происходит.