Почему Николай Статкевич вернулся в Беларусь

Прошло 30 лет, а я до сих пор прекрасно помню первое публичное появление Николая Статкевича. Была весна 1995 года. Александр Лукашенко находился у власти всего-то восемь месяцев, но уже вовсю готовился к своему первому референдуму, который уравнял русский язык с белорусским, уничтожил государственные символы независимой Беларуси — герб «Пагоня» и бело-красно-белый флаг — и стал началом уничтожения парламентской ветви власти. В общем, Лукашенко с самого начала уверенно двигался именно туда, где Беларусь находится сегодня. 

Но тогда Верховный Совет Беларуси еще был полноценным парламентом. У него был свой орган — «Народная газета». И за два месяца до референдума в этой газете появилось письмо читателя по имени Здислав Вальнерович. Житель Гродненской области писал: если вы, Александр Лукашенко, проведете этот референдум, вам придется «перешагнуть и через мою кровь, через кровь сотен, тысяч, миллионов таких, как я». 

Реакция была бешеной и мгновенной. Письмо было опубликовано 10 марта. Лукашенко немедленно назвал его «фальшивкой, изготовленной за доллары», а 17 марта выпустил указ № 113 «Об отдельных нарушениях законодательства в деятельности средств массовой информации», которым уволил главного редактора «Народной газеты» Иосифа Середича. 

Лукашенко приказал силовикам из-под земли достать автора письма. Они прошерстили всю Гродненскую область, но так никого и не нашли. А Иосиф Середич назначил пресс-конференцию, на которую пришел с молодой женщиной — именно она оказалась автором письма: преподаватель физкультуры Регина Зимницкая, написавшая в редакцию под псевдонимом, узнала, что из-за публикации Середич был уволен, нашла его домашний адрес и пришла просить прощения. Опальный редактор предложил вместе провести пресс-конференцию.

В какой-то момент на трибуну поднялся человек с очевидно офицерской выправкой, который сказал: «Меня зовут Николай Статкевич, я представляю БЗВ, “Беларускае згуртаванне вайскоўцаў” («Белорусское объединение военных». — Прим. ред.). Мы, офицеры, готовы предоставить охрану и обеспечить безопасность Иосифу Середичу и Регине Зимницкой». 

Мы, журналисты, присутствовавшие на той пресс-конференции, начали перешептываться: кто это? А раньше мы его видели? И вспомнили, что еще в августе 1991 года Статкевич стал единственным белорусским военнослужащим, который публично осудил путч и заявил о создании БЗВ. А в начале того 1991 года вышел из КПСС в знак протеста после того, как советские танки давили демонстрантов в Вильнюсе. В 1993 году его, кандидата наук, подполковника-зенитчика, преподавателя МВИЗРУ (минское военное инженерное зенитно-ракетное училище. — Прим. ред.) уволили «за дискредитацию офицерского звания». 

И не ошиблись. Мы слышали о Статкевиче постоянно. Его любила улица. Он легко и быстро стал лидером уличных протестов. 

Да, протесты девяностых в Беларуси были массовыми и брутально разгонялись. Много раз я видела, как неподготовленная акция протеста, когда люди приходили на площадь и не знали, что делать дальше – идти или стоять, говорить или петь, кричать или молчать, — обретала концепцию, характер, цель сразу же, как только на площади появлялся Николай Статкевич. 

Это с ним появился любимый минчанами лозунг «Город наш, а не всяких там Саш!». Это его дочка на роликах ехала по проспекту Победителей впереди колонны демонстрантов. Он возглавил социал-демократическую партию «Народная грамада», 

Свой первый срок он получил в 2004 году. Сколько до того он отсидел на «сутках» по административным делам — подсчитать, кажется, уже невозможно. А в 2004 году Лукашенко провел очередной референдум, отменивший два конституционных срока для президента страны, и с помощью привычных фальсификаций получил право выдвигаться бессчетное количество раз. Николай Статкевич был, как обычно, во главе тогдашних протестов. 

Его приговорили к трем годам «химии» — ограничения свободы — по той самой статье 342 («организация действий, грубо нарушающих общественный порядок»), по которой после 2020 года осудили тысячи белорусов. 

Статью 342 стали называть «народной», но именно Николай был первым осужденным по ней. Отбывать наказание он должен был в спецкомендатуре в Барановичах. Перед отъездом, на минском вокзале, Статкевич сказал: «После нашего референдума и революций в Украине и Грузии я понял, что в нынешней Беларуси меня могли ожидать четыре варианта развития событий: эмиграция, «химия», «зона» и пуля. Эмиграция сразу же отвергается, потому что я не предам свои идеалы. Мой идеал — это демократическая и свободная Беларусь». 

Второй срок Николая Статкевича — это 2010 год, протесты после президентских выборов 19 декабря. Тогда он был кандидатом в президенты. Хорошо помню теледебаты, на которых присутствовали все кандидаты, кроме, разумеется, Лукашенко. Все воспользовались предоставленным государственным эфиром и высказывали прямо всё, что думают про режим и про Лукашенко в частности (в итоге, кстати, сели все). Ведущие, сходящие с ума от невозможности управлять этими людьми и вести привычный эфирный разговор в духе «какие планы на урожай?», просили в надежде спасти ситуацию: «Давайте об экономике! Кто хочет высказаться об экономике?» Николай Статкевич сказал: «Я хочу высказаться об экономике». И, глядя в камеру, продолжил: «Саша, вярні, што скраў» («Саша, верни, что украл»). 

Он был арестован в ночь на 20 декабря. В ту ночь арестовали около тысячи участников протестов. Я хорошо помню, как мы с Николаем оказались рядом в спецприемнике на Окрестина, лицом к стене. Разговаривать было нельзя. В какой-то момент он потянул меня за рукав. Я повернула голову и увидела, что Статкевич протягивает мне конфету. Судя по всему, это была последняя конфета в его кармане. Спустя сутки в камеру СИЗО я вошла не с пустыми руками: у меня были полпачки сигарет и целая конфета. 

В 2010 году Николая судили уже по особо тяжкой статье. Статья 293 УК Беларуси — «организация массовых беспорядков». Николая приговорили к пяти годам лишения свободы. В 2015 году он вышел — с судимостью сроком на восемь лет, которая лишала его возможности выдвигаться в президенты. И в 2020-м придумал концепцию: кандидаты протеста. Смысл был в том, что в ЦИК подают документы на регистрацию инициативных групп десятки, сотни людей. Становятся членами инициативных групп друг для друга, собирают подписи и параллельно ведут агитацию — в нашем случае призывают к протестам и объясняют, что другие методы борьбы с режимом Лукашенко бесполезны. Разумеется, никого не зарегистрировали, а самого Статкевича арестовали 31 мая 2020 года: машину его жены Марины Адамович, в которой находился Николай, заблокировали силовики. Николая увезли. Марина написала заявление о похищении мужа, но он нашелся в ИВС на Окрестина. После 30 суток административного ареста жене сообщили, что Статкевич обвиняется по уголовному делу, всё по той же статье 293. До протестов, которые режим назвал массовыми беспорядками, оставалось больше месяца, но статья уже намертво прилипла к Николаю. Приговор — 14 лет особого режима. 

Последнее письмо от Николая Статкевича пришло в начале февраля 2023-го. Потом — два с половиной года полной тишины. И если из других колоний выходили заключенные и рассказывали новости о политзеках, находившихся, как и Николай, в режиме инкоммуникадо, то о Статкевиче, содержавшемся в карцере колонии для рецидивистов в Глубоком, информации не было вообще. Никто не знал, жив ли он, — вплоть до 11 сентября, когда Статкевича вместе с полусотней других белорусских узников вывезли из зоны и доставили на литовскую границу. 

11 сентября все медиа написали: «Еще 52 белорусских политзаключенных помилованы и освобождены». Неверный заголовок. Освобождение — это когда дверь тюрьмы открывается, и ты выходишь на волю. И идешь сам — хоть на остановку, хоть вдоль по улице, хоть в ближайший газетный киоск. Когда тебя под конвоем везут на границу и вышвыривают в другую страну — это не освобождение, а депортация. 

Николай Статкевич всегда говорил, что не уедет. И когда его освобождали в 2015 году, он, едва приехав на минский вокзал из колонии, сказал минчанам, пришедшим его встречать: «Я никуда не уеду. Мы сделаем эту страну нормальной и свободной». А когда его спросили, собирается ли он возвращаться в политику, Николай ответил: «Я бы не назвал то, что происходит, политикой. Я возвращаюсь в борьбу». Так стоит ли удивляться тому, что Николай, по свидетельству других бывших политзеков, на нейтральной территории просто выбил дверь автобуса и вышел, чтобы не оказаться в Литве, а вернуться в Беларусь. 

Туда, на нейтральную полосу, приехал из Вильнюса соратник Статкевича Евгений Вильский. Он уговаривал Николая поехать в Литву. Но Статкевич сказал: «Я — человек чести. Cам распоряжаюсь своей жизнью. Кто такой Лукашенко, чтобы решать, где мне жить? Беларусь — моя страна, и я остаюсь здесь». 

И в этом – главное для понимания того, кто такой Статкевич. Для него недопустимо, чтобы его жизнью распоряжался презираемый им Лукашенко. Для него невыносимо находиться в тяжелый для страны и ее народа период где-то далеко, пусть даже в 170 километрах от Минска. Для него невыносимо быть отдельно от тех, с кем шагал по площадям, сидел в соседних камерах, обменивался рукопожатиями и добрыми словами. Он когда-то дал слово офицера, что будет бороться за освобождение Беларуси, — и не может от этого слова отступить. 

Где сейчас находится Николай Статкевич, неизвестно. Представитель службы охраны государственной границы Литвы Гедрюс Мишутис вечером 11 сентября заявил, что тот вернулся в Беларусь, причем его сопровождали «несколько белорусских служащих». 

Где бы ни нашелся в конце концов Статкевич — дома или снова в тюрьме, — можно утверждать, что в Беларуси появился не просто национальный герой, но национальный лидер. Тот самый, которых в эмиграции просто не бывает: только на родине, будь то в карцере, в ссылке, в камере. И эта дата — 11 сентября 2025 года — рано или поздно окажется среди тех, которые белорусским школьникам нужно будет учить на уроках истории.