День свободы

«Шпионки, террористки, экстремистки»

Четверг, 14 августа, солнце в зените. Мы едем в сторону Чернигова вдоль рукотворного Киевского моря. Водная гладь похожа на зеркало, которым пускают «зайчики».

— Девчонки, гляньте, — водитель Рома — майка-тельняшка, загорелые руки с татуировкой — указывает на крохотный остров с парой деревьев. — В самом начале [большой войны] история была… Наша группа стоит в посадке, тут же зенитчики, тероборона — чтоб русские не прорвались на дамбу и дальше, на Киев. Еще, блин, сами не верим в то, что происходит вокруг, похоже на кино. И тут над морем появляются их вертушки. Низко идут. Десант! Стингером один вертолет сбили сразу. Когда стингер цель находит, то уже не отпускает, пока не уничтожит. Хорошая штука, ничего не скажу, спасибо американцам, они тогда очень выручили. Из вертушки начинают сыпаться русаки: экипировка, бронежилеты, то-сё… Как раз возле островка машина уходит под тонкий лед. Мы с пацанами в азарте: ну что, рискнем, оружие, броники попробуем забрать? А дед из соседнего села, теробороновец, останавливает:

— Не, я против, не надо. Место запомнил, раки будут здоровенные. Летом пойдем вместе ловить. Война ж до тех пор кончится!

Рома, не отрываясь от дороги, поворачивает смартфон так, чтобы было видно нам на заднем сиденье: несколько ракурсов трофея — серой, носатой туши «Аллигатора» с надписью «Россия» на пробитом борту. Добавляет:

— Через пару месяцев погиб наш дед в бою. Такие дела.

45-летний Роман, уроженец Запорожья, воевал в Донбассе, освобождал Херсон. Несколько ранений. Строго говоря, ему бы и сейчас находиться на реабилитации (это добавляет по ходу Гайдэ Ризаева, крымчанка, волонтерка, в свое время прошедшая плен. Она теперь представляет ГУР и координирует нашу поездку).

Но вариант «уволиться с войны» Рома не рассматривает. Поглаживает себя по тельняшке, шутит: хирургическая «сетка», которой закрыли брюшную полость после проникающего, вроде дополнительной защиты. Признается:

— Три года назад дал себе слово — ни капли спиртного до победы! Все побратимы в курсе.

Мои соседки, отрываясь от новостей, бросают взгляд на снимки вертолета и снова скролят ленту. Обмены пленными — рисковая штука, может сорваться в последний момент; сами проходили, в курсе.

— Да-а-а-а! — вдруг торжествующе кричит Юля Дворниченко. Ее тонкие руки с алым маникюром враз покрываются мурашками.

Юля нашла не только сообщение со ссылкой на Андрея Юсова, заместителя главы Координационного штаба по вопросам обращения с военнопленными, — кареты скорой и автобусы уже забрали с границы 84 человека, 33 военных и 51 гражданского, колонна движется к Чернигову, — но и увидела фото троих теперь уже бывших пленниц, укутанных сине-желтыми флагами: Светланы Головань, Юлии Паниной и Марины Березняцкой. Именно к ним спешат Юлия Дворниченко, Наталия Шило и Вера Бирюк, тоже недавние «шпионки, террористки, экстремистки», которых в «ДНР» подвергали самым чудовищным пыткам. Светлану Головань и Юлию Панину привозили из Снежнянской колонии в донецкое СИЗО, потому знакомы между собой еще с 2019-го: то в одной камере, то напротив по коридору.

— А Марину Березняцкую знаете? Пишут, вроде учительница младших классов, — спрашиваю.

Дворниченко берется за телефон, прикладывает палец к губам — тш-ш-ш, чтобы мы не галдели: не слышно. Через пару минут:

— Наши говорят: детский тренер, по кикбоксингу, из Луганска. Тоже забрали в девятнадцатом. Этапировали аж в Иркутск. Крутая, сильная.

Великое дело — сообщество. Вообще такое число гражданских в одном обмене — исключительное событие. Как-то само собой разумеется, что в первую очередь надо освобождать из плена тех, кто защищал страну с оружием в руках…

«Вы герои, девчонки»

Сделаю небольшое отступление.

Юлия, Наталия и Вера состоят в общественной организации «Нумо, сестри» («Ну-ка, сестры»), которую основала Людмила Гусейнова, героиня публикаций «Новой-Европа». Объединили их, переживших плен и насилие, в том числе сексуализированное, не только боль и ненависть, но готовность свидетельствовать, документировать преступления России на всех возможных международных площадках и помогать восстанавливаться другим женщинам, испытавшим подобное.

Людмила, жительница Новоазовска Донецкой области, с момента пророссийской оккупации города в 2014-м году по собственной инициативе опекала детей, сирот и полусирот, из расформированной новыми властями школы-интерната. Не скрывала проукраинских взглядов. За что и была схвачена прямо на улице у собственного дома осенью 2019-го. Ад тюрьмы «Изоляция», переполненные камеры с уголовницами в донецком СИЗО, побои, принудительное кормление кашей с мышиным пометом и мусором — «Мы тебе просто так с голоду сдохнуть и легко отделаться не позволим!», — угрозы отдать «для развлечения» тем ополченцам, кто вернулся с боевых… И освобождение спустя три года и тринадцать дней, когда на Киев уже летели российские ракеты.

Помню, первое, что сказала Люда, когда мы увиделись в октябре 2022-го в Киеве — ожидание момента точно повторяло нынешнее настроение, — «Мы должны вытащить оттуда всех женщин. Я знаю о многих. Но надо найти остальных: там пропадают бесследно. Ни Красный Крест не имеет доступа, ни правозащитники». Фамилия Дворниченко запомнилась мне еще с тех пор: Люда вспоминала о ней и ее сыновьях постоянно.

Юлия Дворниченко из шахтерского города Тореза вышла на свободу вместе с Людмилой Гусейновой. Но ее несовершеннолетние дети по-прежнему оставались на оккупированной территории. Вывезти их на подконтрольную часть Украины во время большой войны удалось не сразу. Сама Юля провела в заключении, в том числе в «Изоляции», год и семь месяцев. МГБ «ДНР» арестовало ее вместе с мужем, а соседям запретили кормить детей «врагов народа» и «украинских шпионов». Мальчишки выживали самостоятельно.

— Мы знали, что в «Изоляции» есть специальное место, яма, где закапывают тела тех, кто не выдержал издевательств, — заметила Дворниченко как-то в интервью.

Сейчас, в машине, Юля пыталась сосчитать, сколько раз ее в 2021-м, в Донецке, эфэсбэшники шантажировали: «Тебя вроде запросили на обмен!»

— Лечу, как на крыльях, а мне с издевкой: «Да кому ты нужна! Пиши лучше заявление, что на российских выборах в республике хочешь голосовать. Откажешься — по пятой статье пойдешь».

— Что такое «пятая статья»? — спрашивает Роман.

— Вбегает наряд, валит всех женщин на пол, бегает по головам, бьет. А потом ведут на выборы, — объясняет Юля ровным тоном. Он какое-то время молчит. Потом произносит:

— Вы герои, девчонки. Реально.

Букет подсолнухов

Дорога вьется по лесу. Иногда в просвете между деревьями мелькают хутора, с виду безлюдные. Даже аистиные гнезда на столбах пусты. Указатель «Гончаривский», тот самый полигон, куда в последнюю неделю летит российская баллистика. В телефонах как раз начинает звучать сигнал воздушной тревоги — в воздухе МиГ. Но это не повод не слушать Веру Бирюк: последние минуты в СИЗО перед обменом каждая запомнила на всю жизнь, не сотрется.

— «Ты дядю Вову поцелуешь? Молимся на него, тоже амнистию просим!» — Вера, мастерская рассказчица, передразнивает соседок-уголовниц. — У них на подоконнике стоял портрет Путина в рамке. «Да, — отвечаю, — поцелую. Только нашего Вову…» Ну, тут крик, мат: «Укропка, фашистка!» Ключ скрежещет в замке, конвой за мной пришел, на обмен иду. Обуваю кроссовки, само вырвалось, от души: «А я молилась на Службу Божью Украины (так в шутку называют СБУ. — Прим. авт.), и помогло!»

Веру Бирюк, уроженку города Счастье Луганской области, маму трехлетней дочки, люди в балаклавах увели из дому в ночь с 3 на 4 сентября 2023 года. Подняли с постели, и она увидела на своем теле красные точки от прицелов. Брат Веры воевал в украинской армии, погиб в 2022-м.

Это была лотерея, конечно. Многие соглашались, чтобы больше не мучили, но вместо обмена попадали надолго в тюрьму. Вера получила приговор: 15 лет колонии общего режима. Провела за решеткой год и вернулась в сентябре 2024-го.

Учительница физики и математики из Горловки Наталья Шило после того, как город захватил «русский мир», перебралась в Харьков — «Нечем стало дышать!» Писала в соцсетях историю российско-украинской войны, как она ее сама видела. В Горловке у Натальи оставалась пожилая мама. Приезд к ней в 2021-м оказался роковым: взяли прямо на контрольно-пропускном пункте. Назвали корректировщицей огня. Пустили по всем кругам ада. Чтобы не сойти с ума в СИЗО, Наталья предложила сокамерницам: «Хотите лекции по физике, по астрономии? Не бойтесь, это интересно. О звездах, например, хотите, расскажу?»

В одной из следующих камер, куда ее перевели, нашла немыслимый клад: сборник задач по высшей математике. Видимо, кого-то из преподавателей университета держали тут как террориста. Попросила с воли передать тетрадь и карандаш:

— Знала, что математика меня вытянет. Там только логика, нет эмоциональной составляющей. Решала задачи и не думала больше ни о чем.

Наконец, следователь сообщил:

— Наказание по вашей статье — двадцать лет или смертная казнь.

— Ну так расстреляйте, хватит мучить, — отреагировала Наталья.

— Э, нет, у нас женщин не расстреливают, — ответил он. — Но только представьте: вам уже за пятьдесят. А какой выйдете отсюда через двадцать лет?

В конце 2021 года Наталья Шило по всем приметам попадала на обмен. Дело рассыпалось: ни суда, ни приговора… Но близкая свобода растаяла, уступив место отчаянию. Началась большая война. И тут, после двадцати двух месяцев в неволе, женщину выпустили под подписку о невыезде с запретом покидать пределы «ДНР».

— Мы тогда попали в уникальный период: законы «республики», будь она неладна, уже не действовали. А перед Россией пока вроде чиста, никаких преступлений не совершала. «Иди и больше не греши», одним словом, — улыбается Наталья.

Добраться до территории, подконтрольной Украине, ей удалось лишь после нескольких попыток, только в марте нынешнего года, с помощью ГУР и организации «Нумо, сестри».

Просим Романа сделать «остановку по требованию» там, где поле ярких подсолнухов. Наталья срывает несколько штук, перевязывает сине-желтой лентой. Собиралась быстро, не успела купить букет:

— А они так давно цветов не видели.

«Нас тут так ждали, мама»

Хотя один человек в нашей машине везет охапку белых роз.

Саша Кириченко — крестный сын Светланы Головань, родная душа. Потому Свете будут завидовать все участники обмена — уроженцы Донецкой и Луганской областей. Их близкие преимущественно там и остались, отрезаны от «большой земли». И могут только плакать, теперь уже от счастья, в телефонные трубки.

Саша почти киевлянин. Он покинул оккупированный Новоазовск еще в 2014-м. А крестная не рискнула тогда бросить дом и получить взамен статус временно перемещенного лица, переселенца, попросту гражданина на птичьих правах — без своего жилья, постоянной работы и с клеймом в паспорте в виде донецкой прописки. «Что, жители Донбасса, выбрали Януковича, привели в страну войну, на что жалуетесь?»

— Она возила людей в Мариуполь, на подконтрольную территорию — пенсии получать, документы разные по украинским законам оформлять. Перевозчица, у нас это так называют. В августе 2019-го явились эмгэбэшники. Все перевернули в доме, забрали детский ноутбук, деньги, машину, крестную арестовали, — Саша, видимо, не впервые пересказывает семейную драму. — У Светы две дочки совсем мелкие были… Сейчас в Германии, с отцом, удалось добраться через третью страну. Потому что они после ареста уехали в Мариуполь, но его тоже потом захватили русские. А в Новоазовске осталась одна бабушка, мама Светы. Разорвали семью, короче.

В организации «Нумо, сестри» подчеркивают: 

…В Чернигове узнаем: локаций для временного размещения тех, кого освободили, несколько. Места эти не афишируют — даже не надо объяснять, почему. Город регулярно и жестоко обстреливают ракетами и дронами. Ударить по изможденным людям, которые только что ступили на родную землю, для россиян вообще не вопрос. Хотя режим секретности сохранить невозможно.

На улицах полно горожан с сине-желтыми флагами. Они машут сидящим в автобусах: «Героям слава!» — идут вслед за колонной. А в точке, где запланирована высадка, с раннего утра ждет толпа с портретами и выкрикивает имена, фамилии, позывные, номера воинских частей. «Это мой сын! Умоляю, кто-нибудь видел моего сына?» «Ребята, посмотрите на фотографию! Я верю, что муж жив и в плену!»

Гайдэ Ризаева отправляется «на разведку». Приносит вердикт: минут на пятнадцать-двадцать могут впустить Сашу, Юлю Дворниченко и Наталью Шило. Недавних пленных ожидает вначале душ, обед, пакеты с новой одеждой, врачи: здоровье у всех подорвано, держатся только на адреналине.

Возвращаются раскрасневшиеся, заплаканные, пересказывают наперебой:

— Света Головань по видео с Новоазовском поговорила: «Мам, я уже дома, все хорошо, меня встретил Саша! Нас тут так ждали, с такой любовью! Не переживай, я скоро решу вопрос, чтобы и ты к нам приехала, поняла? Позвони маме Юли Паниной, успокой — Юля вот, рядом со мной».

— Летели долго: Ростов — Москва — Минск. В грузовом самолете на полу ночь просидели.

— Да мы и не расспрашивали ничего пока, будет еще время. Но состояние — вроде камень с души свалился.

Гайдэ предлагает, не откладывая надолго, собраться и обсудить, как отстаивать другие гражданские права:

— Освобожденных из плена становится всё больше, а своего дома ни у кого нет, остался в Донбассе, на оккупированных территориях, или разбит, разрушен. По общагам детей растить, по съемным углам? Да, люди оседают преимущественно в Киеве. Но это столица всех граждан страны.

Обратная дорога как выдох: теперь больше хочется молчать и слушать.

— Включи музыку, Рома, — просит Наталья Шило. Роман кивает, и в салоне звучит культовое «Добрий ранок, Україно, все, що є моє в житті…»

Угадал.

Киев — Чернигов — Киев