«Она орала, дрессировала, лупануть могла по рукам, по ногам»

«Он посмотрел на меня и сказал: “О, женщина!”»

Анна Слива с детства мечтала ходить в походы, но ее родители были не в восторге от идеи всей семьей ночевать в лесу в палатке. В 12 лет девочка нашла секцию по спортивному туризму (прохождение туристических маршрутов с получением баллов за сложность и время преодоления трассы. — Прим. ред.) и записалась туда.

Ее тренер Андрей Жаров, вспоминает Аня, часто кричал на учеников, ругался матом. При этом Жаров называл себя религиозным человеком и говорил, что ученицы должны его слушаться, ведь он мужчина, к тому же тренер. Анне это казалось странным, но отношения к тренеру не портило.

— Я была очень очень [к нему] привязана, — вспоминает девушка. — В каком-то смысле я уважала его больше, чем своих родителей, хотя они у меня замечательные.

Жаров иногда оказывал Анне особые знаки внимания. Однажды, когда девочке было 13 лет, они всей группой отправились в поход — ехали на поезде. Анна занималась распределением еды по рюкзакам. Часть провианта лежала на ее верхней полке, Анна полезла наверх и увидела там тренера.

— Наверху у меня лежала часть копченой колбасы, которую надо было положить кому-то, — рассказывает она. 

Иногда Анна вместе с одногруппниками помогала Жарову с организацией выездов на природу для церкви. Параллельно выполняла разряды, участвовала во всероссийских стартах и выступала за сборную Москвы. В 15 лет, во время пандемии, девушка перестала ходить на занятия. Через год она случайно встретила Жарова на стадионе, где он тренировал группу. Тренер предложил Анне вернуться и готовиться к новому походу.

— Я стала замечать вещи, которых раньше не замечала, — рассказывает Анна. — За этот год, что мы не виделись, у меня укрепились феминистские взгляды. В том числе на этой почве у нас возникали сильные конфликты.

При этом тренер начал вести себя с ученицей слишком откровенно.

— Я зашла в кабинет — тренер создавал группу в вотсапе для какого-то мероприятия, — вспоминает Анна один из эпизодов. — В какой-то момент [тренер] сказал: «Ты знаешь, так странно, что меня в последнее время потянуло на молодых девушек». Не помню, что ответила на это, но мне показалась эта фраза некомфортной, странной. И потом, либо в этот же день, либо в другой, мы сидели вместе и готовились к походу. Он создавал группы. И тут он мне говорит: «Смотри, я чуть не поставил на аватар группы эту фотографию. Вот было бы неловко», — и показывает нюдсы (фотографии эротического содержания. — Прим. ред.) какой-то молодой женщины.

Ученица спросила, откуда у Жарова чужие нюдсы. Тот ответил, что их ему присылают разные девушки. Анна стала думать, что это было и почему тренер показал ей чужие фото, — как минимум это противоречило его образу православного семьянина с четырьмя детьми.

О том, что это был груминг, спортсменка тогда не задумывалась, но рассказала о случившемся маме. В том же разговоре Анна упомянула другие странности Жарова, но мама ответила, что дочь слишком драматизирует.

Анна рассказывает, что иногда Жаров позволял себе странные высказывания в адрес учеников. Например, говорил, что за непослушание в монастырях секут розгами.

— Когда я вернулась из похода по Дагестану в 2021 году, он говорил, что за мое поведение меня надо отдать толпе дагестанцев, — вспоминает девушка.

Спустя несколько лет после того, как Анна перестала ходить на занятия, она написала одногруппницам, спросила, происходило ли с ними что-то подобное.

— Все сказали, что у них не было такого, — говорит Анна. — Но одна девочка ответила: «Я видела, что он относится к тебе как-то странно».

Сейчас Жаров преподает в зеленоградской школе № 2045, всё так же водит детей в походы и даже получает награды в области педагогики. В конце 2024 года Жаров прислал архивные фото из походов Анны. Она спросила, что всё это было (переписка есть в распоряжении редакции. — Прим. ред.). «Ничего и никаких намерений я не имел. Это гарантированно, — ответил Жаров. — А то что я общался открыто излишне, это, конечно, не стоило...просто был на стрессе и выливал многое лишнее. Извини. [...] Это твои домыслы. Ничего не хотел и не предполагал в твой адрес. Шутки. Извини если не замечая ранил Очень жаль что такие впечатления (орфография и пунктуация сохранены. — Прим. ред.)».

«Ветер» связался с Жаровым. На вопрос о том, переступал ли он черту тренерско-ученических отношений, тот ответил, что «ничего такого не было».

— Общался, как и с другими учениками, как обычно, — ответил Жаров и повесил трубку.

Сексуализированное насилие — проблема детско-юношеского спорта. По данным американской правозащитной организации Childhelp, от 2 до 8% спортсменов в детстве подвергались сексуализированному насилию. При этом в 90% случаев они хорошо знали насильника — чаще всего им был тренер.

Подобные кейсы случаются во всем мире. В 2016 году разразился секс-скандал в Великобритании: тренера и скаута «Манчестер Сити» Барри Беннела обвинили в домогательствах и изнасилованиях не менее 98 бывших футболистов. После этого на специально открытую горячую линию обратились не менее 849 несовершеннолетних спортсменов. Тогда полиция сообщила, что в списке подозреваемых 300 человек. К 2018 году как минимум 16 обвиняемых, включая Беннела, получили тюремные сроки.

В 2023 году в Мурманске приговорили к 21 году тренера по каратэ: мужчина заставлял несовершеннолетнюю ученицу заниматься голой и снимал с ней порно. В 2025 году в Ростове бывшая спортсменка рассказала о случаях сексуализированного насилия со стороны тренера по спортивным танцам: мужчина склонял учениц к сексу и насиловал их перед тренировками и на сборах.

«Самое страшное — стать манекеном для отработки»

Анастасия (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.) впервые пришла в спорт в семь лет. Год она пробовала себя в разных секциях боевых искусств и в конце концов начала заниматься самбо. Занятия проходили рядом с домом. Анастасия рассказывает, что тогда была стеснительным ребенком, но первые несколько месяцев ей было комфортно. Тем более девочку «взяли под опеку» ребята чуть старше.

А потом, говорит Настя, над ней начал издеваться тренер: он придумывал разные прозвища в рифму к ее имени, которые подхватили другие ученики. Иногда переходил на мат.

Сейчас Анастасия думает, что нагрузки в секции были несопоставимы с ее физическими возможностями и довольно травмоопасны.

— Подвал афганского центра, старые обшарпанные тренажеры, дети, страхующие друг друга на разных видах тяг. Тренер мог посмотреть на тебя, сказать: «Тягай столько-то», — и у тебя нет выбора. Не сделаешь упражнение — будешь наказан, — вспоминает девочка.

Настя часто получала травмы, иногда на следующий день после тренировки болело всё тело. В какой-то момент девочка спросила отца, нормально ли то, что с ней происходит на самбо, — в других секциях ничего подобного не было. Папа сказал Насте, что ее состояние — признак того, что она хорошо тренируется.

— Я помню свое первое сотрясение мозга. Тренер показал фляк (прыжок вперед или назад с опорой на руки. — Прим. ред.) и сказал, что все должны его сделать. Я говорила, что не понимаю как и мне страшно. Тренер отвечал, что я трусиха и надо в себя поверить. А отказаться — значит, получить наказание. Я нырнула спиной головой вниз и не успела выставить руки, — рассказывает Анастасия.

Когда у Насти или других одногруппников что-то не получалось, их наказывали. Самым безобидным было делать разминку дольше положенного: провинившийся продолжал разминаться, пока тренер не разрешит присоединиться к остальным. Отдыхать между подходами было запрещено.

— Самое страшное было — стать манекеном для отработки, — вспоминает Настя. — На наказанных по очереди отрабатывали броски в полную силу. Сопротивление не было предусмотрено. Еще страшнее было стать манекеном для тренера.

На одной из тренировок Насте поставили в спарринг-партнеры парня, который был намного тяжелее, выше и шире нее. Тот сказал тренеру, что не может в полную силу отрабатывать бой с девочкой, которая меньше его по всем параметрам, — это как избивать женщину. «Тренер ответил: мол, тренируйся в избиении женщины», — вспоминает бывшая спортсменка.

Иногда тренер давал своим ученикам непосильную нагрузку.

— Летом была беговая разминка. Если ты переходишь на шаг или останавливаешься, тебе добавляют километр. 

— В другой раз мы отжимались на асфальте, где было очень мелкое разбитое стекло. Было больно, особенно потом выковыривать его [из рук]. Но [это] не так больно, как стать манекеном для отработки, так что все терпели.

В конечном счете Настя оказалась в невыносимом положении. Одногруппники, вдохновляясь оскорблениями тренера, травили девочку. А сам тренер всё чаще «наказывал» ее, делая манекеном для отработки ударов.

В какой-то момент врач сообщил, что у Насти травма головы и шеи. Девочка попросила поменять ей программу, чтобы меньше нагружать эти зоны, но тренер отказался. Вскоре Настя бросила спорт.

— Я стала дерганой, а походы на тренировки воспринимались как пытка, — вспоминает она. — Иногда корю себя, что позволила тренеру себя сломать. Я никогда не отличалась стабильной психикой, думаю, меня вообще легко надломить. Я ушла и до сих пор лечусь. Думаю, я и правда могла бы добиться большего в этом виде спорта. Если бы я сразу поняла, что ко мне относятся как к дерьму и не воспринимают всерьез, если бы рассказала родителям, каково там… Иногда его лицо мне снится в кошмарах.

Истории, когда тренеры используют насилие, например, физические наказания или непосильные нагрузки, случаются довольно часто. В 2017 году в Сергиевом Посаде тренер по хоккею Александр Троицкий ударил ученика клюшкой по спине во время матча. На мужчину завели уголовное дело. В 2022 году московский тренер ударил клюшкой десятилетнего ученика. Травма оказалась настолько серьезной, что родителям мальчика пришлось обратиться в травмпункт. В 2024 году тренер по борьбе Алаудин Атаев из Дагестана ногами избил ученика за поражение на соревнованиях в Оренбургской области. В 2023 году несколько тренеров по американскому футболу в качестве наказания заставили отжиматься учеников 400 раз без перерывов. В результате 26 спортсменов получили травмы — врачи поставили им диагноз рабдомилиоз (разрушение мышечной ткани. — Прим. ред.).

Ситуации, когда такие истории становятся достоянием общественности, — скорее исключение из правил. 

По данным другого исследования, две трети взрослых спортсменов, дошедших до профессионального уровня, в детстве столкнулись с физическим насилием на тренировках.

«Да ты че, так и будешь всё время, как чайник, бежать?»

Оксана (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.) попала в спорт, как она говорит, случайно: пятиклассницей пошла в секцию легкой атлетики со своими подругами за компанию. Когда она и еще две девочки стали делать первые успехи в беге, это заметили и посоветовали школьницам перевестись из челябинской в московскую спортивную школу, а тренер Оксаны познакомил ее со своей коллегой, которую называл «суперспециалистом». Так начинающая спортсменка вместе с семьей переехала в другой город.

Сначала девочки занимались два-три раза в неделю, но постепенно перешли на пятидневный график тренировок, четверг и воскресенье были выходными. Первое время Оксана и ее подруги были в восторге, восхищались системностью и дисциплиной на тренировках.

— Она, конечно, давала конкретную нагрузку, — вспоминает девушка. — Мы были в шоке от того, что такая разница и всё не так все расхлябанно. Занятия в Челябинской области были как физра в школе, к которым никто серьезно не относился.

Оксана чувствовала всё больше ответственности перед тренером, та стала в ее глазах авторитетом. На попытки матери пожалеть — зачем оно тебе надо? отдохни! — спортсменка отмахивалась и только больше тренировалась.

Девушка вспоминает, что тренировки были разными. Какое-то время они были изнуряющими и тяжелыми, в другое — более легкими, это зависело от календаря соревнований. Но послаблений тренер не делала, даже если ученики болели. Однажды во время занятий Оксане стало плохо.

— У меня болел живот, и мне показалось, что поднялась температура, — вспоминает девушка. — Измерили — было около 37,2. 

В другой раз тренер накричала на спортсменку за слишком высоко поднятые руки во время бега.

— «Да ты че, так и будешь всё время, как чайник, бежать? Сколько можно? Ты можешь нормально бежать?» — рассказывает Оксана. — Когда устаешь, почему-то меньше начинаешь руками работать и болтаешь ими. И тут она мне рукой — еблысь по рукам. «Ты можешь их опустить?»

На одного из спортсменов, который показывал очень хорошие результаты и выступал на международных соревнованиях, тренер орала за любые оплошности, вспоминает девушка. Однажды мальчик сломал ногу — тренер назвала его «дебильным» и сказала, что он подводит ее.

— Она орала, дрессировала, лупануть могла по рукам, по ногам, — говорит девушка. — У меня пару раз такое было. Когда мы занимались на Воробьевых горах, мы тренировались в том числе в дождь, возвращались домой насквозь мокрые. Мама с папой были в бешенстве, говорили, что позвонят ей и скажут, что она неадекватная, — как можно детей под дождем гонять? Но я в истерике говорила: «Нет, нельзя, ни в коем случае! Она нормальная». Наверное, это стокгольмский синдром.

Выстраивание отношений между тренером, родителями и детьми — отдельная проблема в детском профессиональном спорте. Как правило, родитель не допускается до тренировочного процесса. На сборах и выездах родители могут сопровождать своих детей, но все решения обычно принимает тренер — например, именно он решает, что ребенок может есть и как должен быть выстроен его режим. Общение ученика и тренера в принципе не подразумевает вмешательства человека, который не разбирается в спорте, поэтому любые попытки родителей поучаствовать часто воспринимаются как сомнения в компетентности специалиста.

Исследователи пишут о том, как и почему это происходит. Когда дети только начинают соревноваться, родители становятся их главными сторонниками, разделяют радости и волнение. Чем дольше ребенок занимается, тем выше его приверженность спорту, стремление стать лучше, обогнать соперников. Нередко дети в какой-то момент становятся «одержимыми» своим видом спорта. А когда они достигают этапа соревнований высокого уровня, роль родителей снижается еще больше.

При этом самая опасная ситуация, говорят исследователи, возникает тогда, когда родитель не вовлечен в процесс тренировок вообще, — это развязывает руки тренеру. Другая крайность — если родитель вовлечен настолько, что и дома поддерживается атмосфера спортивного давления.

«Гоняли нас по полной»

Физическое развитие ребенка происходит в несколько этапов. Так, в возрасте четырех-семи лет важно формировать навыки гибкости, координации и ловкости.

С 7 до 11 лет специалисты рекомендуют развивать быстроту. С 12 до 13 лет, а затем в 16–17 лучше всего развивается выносливость. Сначала дети учатся выдерживать длительные нагрузки, а затем — выдерживать те же длительные нагрузки в более интенсивном темпе. С 14 лет организм ребенка хорошо воспринимает упражнения для развития силовых качеств, при этом важно начинать с малых весов — один-пять килограммов.

До определенного возраста (12–14 лет) оптимальные занятия для ребенка — общая физическая подготовка, однако профессиональный спорт, как правило, требует гораздо более ранней специализации. В некоторых видах спорта, например, в фигурном катании или художественной гимнастике, продолжительность активной карьеры сильно ограничена, и очень юные спортсменки имеют явное преимущество. В других дисциплинах столь явного преимущества нет, но родители исходят из позиции: чем раньше их ребенок определится со «своим» спортом, тем выше его шансы продвинуться по карьерной лестнице. 

Все эти нюансы профессиональный спорт часто не учитывает.

Когда Соне (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.) было пять лет, мама отдала ее на фигурное катание: говорила, что дочь «сама хотела заниматься» и ей «всё нравилось». В 12 лет Соня получила травму коленей и перешла в синхронное плавание. Там из детей растили будущих чемпионов.

Сначала тренеры показались Соне добрыми и мягкими — «давали поблажки». Спустя несколько тренировок подход изменился.

— Я очень сильно старалась, но на меня кричали, — вспоминает Соня. — Говорили, если я хочу, чтобы меня похвалили, надо стараться больше. Я почти совсем перестала получать похвалу от тренера, особенно когда нервничала и плохо выступала на соревнованиях, даже если это было четвертое место или что-то такое. Из-за этого я очень часто плакала.

Тренировки в бассейне были в разы жестче, чем на фигурном катании. Последние 15–30 минут девочкам нужно было плавать на время. По словам Сони, на передышку давалось буквально несколько секунд — затем нужно было продолжать плыть, пока не закончится занятие. На некоторых тренировках синхронисток учили задерживать дыхание во время заплывов.

— У нас были сборы на дому у тренера. Я не помню, сколько [метров] тогда проплыла, — мы измеряем расстояние бассейнами, а бассейн у тренера был меньше, но это была два бассейна, — пока не начала терять сознание, — вспоминает Соня. — Тренер меня вытащила за шапку и объяснила другим девочкам, как правильно спасать утопающего, на моем примере.

Обстановка на сборах была очень строгой. Тренер контролировала всё, что делали дети: когда просыпались, что ели. 

В день было две-три тренировки — часть в воде, часть на суше: «Гоняли нас по полной», — говорит Соня. Пользоваться телефонами было можно только по вечерам: дети звонили на 10–15 минут родителям.

Однажды во время сборов у Сони случился конфликт с тренером: уже на вокзале, перед отъездом домой, девочка спросила, где деньги, которая мама давала ей в дорогу.

— Она так рассвирепела, говоря, что это не мои деньги, ведь я их не заработала, и просто вылила на меня ведро оскорблений. Там были и другие родители с их детьми, они всё видели. На глаза наворачивались слезы, всё плыло, — вспоминает Соня.

После небольшого отдыха от сборов девочка стала отказываться ходить на тренировки — придумывала любые отговорки. А через шесть месяцев постоянных пропусков окончательно бросила плавание.

— Я панически боялась своего тренера следующие полгода, искала ее во всех прохожих, возле спортивного комплекса, почти везде, — говорит Соня. — Была готова даже скрываться в кустах, лишь бы она меня не увидела. До сих пор не люблю блондинок.

София Гущина