Игла российского атома 

Ядерная ловушка

С началом полномасштабного вторжения России в Украину страны ЕС стали разрывать связи с российской энергетикой, в том числе с атомной. Так, вскоре после вторжения европейские операторы стали искать альтернативы российскому урану. А Финляндия расторгла уже утвержденную сделку с Росатомом по строительству новой АЭС на своей территории. И хотя этот шаг, по-видимому, обойдется Хельсинки в 4 млрд евро, он поможет предотвратить гораздо более глубокую и долгую зависимость, даже в сравнении с той, что была у страны от закупок российской нефти или газа.

Однако так поступили не все члены ЕС. В Венгрии было принято решение продолжать строительство силами Росатома двух новых реакторов на АЭС «Пакш», о чём Владимир Путин и премьер-министр Венгрии Виктор Орбан договорились еще в 2014 году. Проект «Пакш-II» был одобрен венгерским регулятором летом 2022 года, в разгар первого года войны в Украине, и Росатом получил строительную лицензию на расширение АЭС. В конце марта 2025 года завершились подготовительные работы.

На данный момент на АЭС «Пакш-II» уже вырыли котлован под фундамент нового энергоблока, а машиностроительный дивизион Росатома приступил к изготовлению первого реактора. Само строительство должно вот-вот стартовать: заливка «первого бетона» была запланирована на начало 2025 года. Именно этот этап качественно изменит отношения между сторонами контракта: если Венгрия не выйдет из сделки до начала стройки, она ощутимо усилит атомную зависимость от России на долгие десятилетия.

Дело в том, что для России построить АЭС в другой стране значит надолго привязать ее к своим технологиям, сервису и топливу. Само по себе сооружение атомных энергоблоков и всей нужной инфраструктуры — длительный процесс, который занимает 7–15 лет и полностью контролируется специалистами застройщика. Они же обучают местный персонал, запускают АЭС в эксплуатацию и поддерживают работу станции на протяжении всего ее жизненного цикла — на практике это 50–60 лет, но потенциально срок службы может быть продлен до 80 лет. Всё это время страна-поставщик снабжает реакторы своего дизайна топливом и запчастями и устраняет неполадки. В конце необходимо грамотно вывести реактор из эксплуатации — на это тоже уходят десятки лет.

Сегодня каждый третий новый реактор в мире возводится или проектируется Росатомом — безусловным лидером на мировом рынке строительства АЭС. Росатом целиком принадлежит государству: Кремль финансирует холдинг, а его глава Алексей Лихачёв, унаследовавший должность от нынешнего замглавы президентской администрации Сергея Кириенко, регулярно отчитывается о своей работе напрямую перед Владимиром Путиным. Но особенно ярко тесная связь с властью проявляется в зарубежных проектах Росатома.

После вторжения в Украину Росатом начал активно расширять сеть международных проектов в Африке, Южной Америке и Азии, превратившись в своего рода «мягкую силу» Кремля. Ставя через атомные сделки другие страны в зависимость от себя на долгие десятилетия, Росатом помогает властям бороться с политической и экономической изоляцией России и, по сути, превращает проекты по АЭС в инструмент внешней политики. И на данный момент мало кто может перебить предложение Кремля.

Карта мира Росатома

В современной России всё, что касается атомной отрасли, находится в ведении Росатома — гигантской корпорации, которая включает в себя больше 450 предприятий. Она обеспечивает всю цепочку атомной энергетики — от добычи урана до управления АЭС и утилизации радиоактивных отходов; а еще исследует ядерную физику и медицину, делает топливо для ядерных боеприпасов и управляет атомными ледоколами в Арктике.

На территории России компания ведет несколько крупных строек: к 2042 году в стране планируют практически удвоить мощности атомной генерации. Но за пределами страны деятельность Росатома не менее широка. Судя по последнему отчету, Росатом вовлечен в строительство 33 энергоблоков в 10 странах мира. Как утверждает сама корпорация, она сотрудничает с десятками государств. Впрочем, эти сделки находятся на самых разных этапах: от предварительных обсуждений до непосредственно стройки.

В некоторых случаях Росатом просто участвует в тендерах на строительство — например, в Казахстане, где сейчас выбирают застройщика для первой в стране АЭС. С другими странами (такими, как Кыргызстан) договоренности уже достигнуты, и идут переговоры об условиях контракта. Согласование атомного проекта может тянуться годами, и многие проекты Росатома сейчас зависли именно на этом этапе.

Следующий шаг после подписания контракта — подготовка к строительству: исследование площадки, бурение скважин, рытье котлована; такие работы Росатом уже ведет в Узбекистане и, например, Венгрии. На этих стадиях соглашения между странами еще не зацементированы и сделку можно расторгнуть.

Всё меняется с официальным началом строительства — когда под реакторный энергоблок заливают «первый бетон», а проект уже появляется в базе Международного агентства по атомной энергии (International Atomic Energy Agency). Сегодня у Росатома несколько активных строек в Турции, Бангладеш, Египте, Китае, Индии и Иране. Помимо этого, в портфеле компании много завершенных проектов: реакторы в Беларуси, Словакии, Болгарии, Чехии и в тех же Индии, Иране и Китае — их надо обслуживать и обеспечивать топливом. Со многими заказчиками Росатом и дальше ведет переговоры о новых проектах.

Кроме того, больше десяти стран, в том числе Мьянма, Мали, Бразилия, Вьетнам, подписали с Россией ни к чему не обязывающие «меморандумы о взаимопонимании» — двусторонние соглашения о развитии мирного атома. Еще столько же государств сотрудничают с Росатомом в области ядерных исследований (например, Никарагуа и Боливия). В сумме портфель зарубежных заказов Росатома, по подсчетам ученых из Норвежского института международных отношений (NUPI), включает минимум 54 иностранных государства.

Под влиянием России

В исследовании NUPI, опубликованном в прошлом году, эксперты проанализировали степень зависимости разных стран от госкорпорации Росатом и ее «дочек»: Атомстройэкспорта и топливной компании ТВЭЛ. Для этого авторы изучили все реальные и потенциальные международные сделки Росатома до 2040 года и рассчитали, какую долю внутреннего энергопотребления в разных странах будут покрывать российские реакторы (управляемые и обслуживаемые Росатомом).

Ожидаемо, наиболее зависимыми странами оказались бывшие республики СССР и члены Организации Варшавского договора, где до сих пор работают АЭС советского дизайна: Беларусь, Армения, Узбекистан, Венгрия, Словакия, Болгария. У них почти нет выбора: за топливом и обслуживанием старых реакторов приходится обращаться к России, которая унаследовала атомный капитал СССР.

Больше других от Росатома зависит Армения: единственная в стране АЭС, которую недавно отремонтировал Росатом, вырабатывает там до 27% электричества. А если к 2040 году Росатом построит в Армении все запланированные реакторы, они полностью покроют и даже превысят спрос на электроэнергию в стране.

В Венгрии АЭС, потенциально контролируемые Росатомом, обеспечивают 42% всего электричества, в Болгарии — 37%, в Беларуси — 34%, в Узбекистане — 20%. Единственная страна без советского атомного наследия, которую ученые отнесли к группе сильно зависимых от России, — Бангладеш, где до 12% электричества, по сути, находится в руках Росатома.

Ранее аналогичным образом Кремль использовал газовый шантаж, сообщая, например, о перекрытии трубопровода «Северный поток» в Европу, якобы из-за неисправности. Норвежские исследователи считают, что в атомной отрасли Россия может точно так же шантажировать партнеров срывом поставок, прикрываясь правдоподобными предлогами.

Но зависимость может быть еще глубже: Россия может вообще не отдать АЭС в собственность стране-заказчику. В Турции Росатом реализует как раз такой проект в формате «строй-владей-эксплуатируй» (Build-Own-Operate) — АЭС «Аккую». Подобная сделка предполагает, что российская компания берет на себя всё строительство и финансовые риски, но сохраняет контрольный пакет акций АЭС. То есть Росатом будет владеть и управлять станцией, а вырабатываемое электричество продавать турецким властям. Фактически Анкара не участвует в проекте, а только предоставляет площадку под российскую АЭС.

Первый реактор АЭС «Аккую» должен быть запущен в 2025 году, а к 2028 году планируется полностью завершить строительство — к тому моменту станция сможет покрывать около 10% турецкого спроса на электричество. Основываясь на этой цифре, авторы исследования NUPI относят Турцию к странам со средней зависимостью от Росатома — как и Иран с Египтом, где влияние российского атома на энергобаланс страны составляет 6–10%.

Как предупреждают эксперты, у поставщика атомных услуг есть еще много рычагов воздействия на страну-заказчика. Например, саботаж, который могут устроить специалисты Росатома, имеющие доступ к объектам критической инфраструктуры. Или политическая коррупция, возникающая вокруг таких проектов из-за их масштаба.

Самый громкий пример — государственный скандал в ЮАР на фоне попыток Росатома построить там несколько энергоблоков в 2014 году: правительство и президент страны были обвинены в хищениях, а саму сделку на десятки миллиардов долларов в итоге аннулировал Верховный суд ЮАР, признав ее «незаконной и неконституционной».

Другой способ создать непрямую зависимость — укреплять «межкультурные» связи на уровне персонала, чтобы в дальнейшем использовать их для лоббизма или промышленного шпионажа. Авторы публикации напоминают, что Росатом выстраивает отношения с местными инженерами и политиками через обмен знаниями и стипендии (например, через льготные программы обучения для младших специалистов из Африки и Латинской Америки).

«Россия создает потенциальную зависимость через двусторонние отношения: российские эксперты приезжают в Венгрию, венгерские рабочие ездят в Россию. Москва очень заинтересована в таких контактах, ведь, обучаясь несколько лет в России, венгры приобщаются к ней и, вернувшись на родину, выступают за российские интересы, — говорит в разговоре с “Новой-Европа” Тева Мейер, профессор геополитики и сотрудник французского Института международных и стратегических отношений (IRIS). — Это важно, поскольку специалисты атомной отрасли часто занимают очень хорошее положение в коммунальных службах или в органах государственного управления».

Если АЭС — то Росатом

При этом у страны, которая хочет построить на своей территории АЭС, не такой большой выбор подрядчиков. Сегодня у Росатома почти нет конкурентов.

— констатирует в разговоре с «Новой-Европа» Кацпер Шулецкий, профессор Норвежского института международных отношений и один из авторов процитированного выше исследования.

Такие обстоятельства сложились, в том числе, потому, что американский ядерный гигант Westinghouse Electric уже около 20 лет не строит реакторов за рубежом, а Électricité de France (EDF, французский государственный оператор АЭС) с трудом реализует свои проекты в Европе — с огромными задержками и перерасходом. В целом, XXI век стал веком упадка атомных компаний в Европе и США.

Дмитрий Горчаков, эксперт международного экологического объединения Bellona, считает, что снижение интереса к мирному атому на Западе началось после громких аварий XX века: на американской АЭС Три-Майл-Айленд в 1979-м и в Чернобыле в 1986 году. «У компаний стало меньше заказов и меньше денег, они постепенно растеряли свои компетенции. Рынок сжался и до сих пор спрос остается очень ограниченным», — объясняет эксперт.

Россия же, напротив, сохранила и внутренний рынок, и навык. «В России строили новые блоки на замену старым, поддерживали промышленность. К тому же государство вкладывалось в отрасль, считая ее приоритетной», — говорит Горчаков. Неиссякаемая господдержка до сих пор позволяет российским атомным технологиям лидировать на экспортном рынке и предлагать продукты, которые частные мировые компании предложить не в состоянии.

Дело не только в том, что Росатом, как правило, укладывается в сроки и в бюджет, — корпорация еще и в состоянии реализовать такие масштабные проекты, как возведение сразу четырех энергоблоков. Здесь с ней могли бы конкурировать китайские и корейские атомные компании, но Китай только начинает выходить на экспорт, а у Южной Кореи выше цены и гораздо меньше портфолио выполненных проектов.

Еще одно серьезное преимущество Росатома на мировом рынке — предоставление всего комплекса услуг под ключ. Будучи гигантской технологической корпорацией, Росатом в состоянии взять на себя все этапы строительства АЭС от проектирования до подключения к электросетям, а также все виды обслуживания работающих реакторов: ремонт, замена компонентов, инженерная поддержка, производство энергии, вывод из эксплуатации. А тем, кто хочет построить свою первую АЭС, Кремль готов помочь и с обучением персонала, и с бюрократией, и с безопасностью и международным регулированием.

Не будучи связанным жесткими правилами по утилизации отработавшего топлива, Росатом готов вывозить его назад, в Россию, что делает его совсем уникальным партнером. Корпорация при этом заявляет, что большая часть отходов возвращается в производственный цикл, а остальная хранится безопасным образом. Однако российские экологи протестуют: по их данным, отрасль не знает, что делать с миллионом тонн сырья, поэтому Россия становится свалкой радиоактивного мусора. Тем временем атомные компании из стран ОЭСР по закону не имеют права ввозить к себе ядерные отходы и поэтому не могут предложить такую опцию государствам, где пока не выстроена их утилизация.

Благодаря такому клиентоориентированному подходу Росатома об атомной энергетике стали задумываться в регионах, где раньше она была недоступна: например в странах Глобального Юга.

При этом все эти работы под ключ российская госкорпорация предлагает своим партнерам на чрезвычайно выгодных условиях.

Лояльность в кредит

Росатом часто дает возможность странам-заказчикам построить АЭС в кредит под низкий процент. При этом кредит может покрывать почти всю стоимость проекта, а условия возврата очень гибкие: страны могут просить отсрочку и выплачивать долги десятилетиями.

Так, в 2011 году Росатом взял на себя 90% расходов на строительство АЭС в Беларуси, которая получила 10 млрд долларов в кредит под 3,3%. Возведение двух энергоблоков на АЭС «Руппур» в Бангладеше тоже идет в долг: страна взяла кредит в 11,5 млрд долларов (90% стоимости проекта) всего под 2–4% годовых сроком на 28 лет. Неудивительно, что власти Бангладеш заинтересованы в продолжении сотрудничества по новым реакторам, а Александр Лукашенко, еще не расплатившись за первую АЭС, уже хочет строить с Россией вторую.

«В этом [и есть] главное стратегическое преимущество Росатома. Здесь он непобедим», — соглашается Марк-Антуан Эйль-Маззега.

Несмотря на то, что российские реакторы и так самые дешевые на рынке (дешевле только китайские), коммерческая стоимость одного энергоблока всё равно составляет около 5 млрд долларов. Развивающиеся страны вроде Египта вряд ли могли бы позволить себе такие грандиозные проекты, как четырехреакторная АЭС «Эль-Дабаа», без льготного финансирования. России пришлось выделить на это строительство кредит в 25 млрд долларов, то есть, по сути, оплатить проект на 85%.

«Представьте, если бы Египту или Турции пришлось самим искать деньги на эти проекты на глобальных рынках, — рассуждает Эйль-Маззега. — Даже если бы им удалось найти кредит на все пятнадцать лет [строительства], процентные ставки были бы заоблачными. АЭС обошлась бы им не в 15 миллиардов, а в 50–60».

Конечно, продавая дорогие строительные проекты странам с развивающейся экономикой, Россия рискует не получить обратно одолженные деньги. Но во-первых, Кремль известен склонностью прощать партнерам многомиллиардные кредиты, а во-вторых, долги вполне могут быть не издержками, а целью.

Так или иначе, сегодня Глобальный Юг охотно выбирает сотрудничать с Россией — ни одна другая страна не строит там АЭС за свои бюджетные деньги. Ни у частных, ни даже у полугосударственных компаний вроде французской EDF и южнокорейской KHNP нет сопоставимых ресурсов и поддержки властей. К тому же, они не вправе предлагать столь низкую кредитную ставку: из-за слишком большого риска невыплат стандарты ОЭСР не позволяют западным компаниям выдавать такие кредиты меньше чем под 50% годовых.

«Если страна захочет реализовать какой-либо атомный проект, она должна иметь очень серьезные претензии к России, чтобы не работать с ней в этой сфере», — подытоживает перечень конкурентных преимуществ Росатома Дмитрий Горчаков. И даже развязывание агрессивной войны с соседом такое положение дел не изменило.

Бизнес as usual

Полномасштабное вторжение в Украину действительно почти не сказалось на финансах, международной репутации и клиентской базе Росатома.

В марте 2022 года половина государств, которых авторы исследования NUPI отнесли к главным партнерам Росатома, — Армения, Индия, Китай, Иран, Бангладеш — не поддержали резолюцию Генассамблеи ООН с осуждением российского вторжения. «Глобальному Югу не до европейских проблем, им комфортно работать с Россией, они не испытывают моральных сожалений», — говорит Горчаков. И напоминает, что у многих политических режимов просто хорошие отношения с Кремлем.

Например, Турция — крупный экономический партнер России, готовый перешагнуть через политическую этику ради выгод. «Турция всегда вела двойную игру: будучи членом НАТО, одновременно оставалась в очень близких отношениях с Москвой, покупала у нее военную технику и инфраструктуру, заключала сделки по нефти и газу, — напоминает Тева Мейер. — И сейчас продолжает свою двуглавую дипломатию».

«Росатом — однозначно самый активный застройщик на мировом рынке, и война никак это не изменила. Единственное, что изменилось, так это то, что мы больше не увидим строек Росатома в Европе, — рассуждает Марк-Антуан Эйль-Маззега. — За исключением, конечно, Венгрии».

«У Венгрии еще есть возможность выйти из сделки, но делать это нужно прямо сейчас, пока на начались строительные работы, — предупреждает Тева Мейер. — Нынешнее правительство является верным союзником России, но если в ближайшее время правительство сменится, они еще успеют разорвать контракт. Да, придется заплатить Росатому штрафы, как это сделала Финляндия, но пока это хотя бы возможно. [Летом 2025 года] начнется стройка, и пути назад не будет».

Но Эйль-Маззега считает, что проект на венгерской АЭС «Пакш» будет реализован, что бы ни случилось. «Потому что у премьер-министра Виктора Орбана особые отношения с Россией и потому что Венгрии нужна эта АЭС, — говорит он. — И потом, стороны уже взяли на себя некоторые финансовые обязательства и подписали соглашение». Речь снова идет о кредите, который Россия выдала Венгрии на покрытие 80% стоимости проекта (10 млрд евро).

«Венгрии куда проще продолжать обучать своих инженеров российским ядерным технологиям», — говорит Мейер. К тому же, до недавнего времени страна полностью зависела от поставок российского ядерного топлива, ведь стержни для советских реакторов производила только Россия. Сегодня альтернативы есть, но с проектом «Пакш-II» Венгрия, судя по всему, сознательно заходит на новый виток зависимости.

Захватывая Глобальный Юг

Экспансия атомных технологий — осознанная политическая стратегия Кремля, которую он реализует уже давно. Но война превратила международные цепочки поставок в атомные отрасли в реальный инструмент политического влияния России.

По словам Тевы Мейера, после начала российско-украинского конфликта в 2014 году отношения России с Западом ухудшились, и Росатом стал активно искать альтернативные рынки на Глобальном Юге. Сначала компания обратила внимание на Южную Америку, главным образом на Бразилию и Аргентину. Затем стала осваивать Африку, сосредоточившись на Египте, Марокко, Алжире и ЮАР. Постепенно Росатом расширяет присутствие и в Юго-Восточной Азии: например, в Индонезии, Мьянме, Вьетнаме, Камбодже.

«Они объясняют это экономическими интересами, но, конечно, это мягкая сила», — говорит Мейер. Особенно учитывая, как энергично Россия предлагает масштабные ядерные проекты развивающимся странам и подписывает меморандумы о сотрудничестве с Зимбабве или, например, с правящей хунтой в Буркина-Фасо. Мейер полагает, что в первую очередь это делается, чтобы потешить самолюбие этих правительств. «Кремль хочет показать, что считает их страны достаточно развитыми, пускает их за один стол с “большими дядями”, уважает и доверяет управление атомной отраслью», — считает Мейер.

Частично такое мнение разделяет и Дмитрий Горчаков. «Сейчас, особенно из-за войны и западных санкций, Кремлю важно демонстрировать, что он не изолирован. Любые соглашения с любыми странами любого уровня будут превозноситься и намеренно раскручиваться, — считает эксперт. — Путин будет приглашать кого угодно на парады победы, лишь бы был кто-то, кроме него».

Но в то же время Горчаков считает, что не стоит недооценивать экспансию Росатома. «Нельзя утверждать, что это ни к чему это не приведет. Атомные проекты так и начинаются, — говорит эксперт. — Мы в Bellona отслеживаем зарубежные договоренности Росатома и видим, что это не просто бумажки. Они последовательно стараются довести их до конкретных проектов».

Больше всего Россию интересует Африка — перспективный и бурно растущий рынок, на который сегодня пытаются зайти многие страны, в том числе Китай. Именно из-за будущей конкуренции с китайскими атомными компаниями Росатом спешит уже сейчас застолбить за собой африканских заказчиков, считает Тева Мейер. Действительно, большинство соглашений по мирному атому Россия подписывает именно со странами Африки.

Например, с Египтом Россия параллельно ведет переговоры о добыче урана на его территории, а с Буркина-Фасо — о добыче золота.

В Боливии же, где Росатом строит реактор для Центра ядерных исследований, он недавно договорился с местной госкомпанией о разработке литиевого месторождения.

Еще одно преимущество строительства АЭС за рубежом — доступ к иностранной инфраструктуре в военных целях. Например, в Турции, помимо самих реакторов на АЭС «Аккую», Росатом строит объекты для их обслуживания, в том числе морской грузовой терминал. Это стандартный этап возведения станции, но в данном случае речь идет о стране НАТО и о стратегической инфраструктуре на ее территории, которой будет владеть Росатом. Такое положение вещей вызывает у экспертов тревогу, ведь Россия может использовать собственный порт в Средиземном море, например, в контексте войны в Сирии. К тому же, не исключено, что Россия нарочно продвигает формат «строй-владей-эксплуатируй» в стране НАТО, и побочная цель турецкого проекта — усилить противоречия в Альянсе.

Дмитрий Горчаков считает, что Россия привязывает к себе страны и режимы, в точм числе, чтобы, как и все, развивать экономику и укреплять долгосрочные отношения. «Так делают и демократические правительства, и диктаторы. Но есть тонкая грань между кооперацией и зависимостью», — говорит Горчаков.

ЕС в поисках альтернативы

Опрошенные «Новой-Европа» эксперты сходятся во мнении, что несмотря на разрыв отношений с большей частью западных стран, на данный момент позиции Росатома на мировом атомном рынке остаются очень прочными. Подорвать их может немногое, но такие факторы всё-таки есть.

Например, если произойдет спад российской экономики, Кремль будет больше не способен раздавать из госбюджета другим странам щедрые кредиты на строительство АЭС.

«Атомная промышленность в любой стране старается сохранять устойчивость и не зависеть от политики, потому что речь идет о крайне чувствительных технологиях, — говорит эксперт. — Все заинтересованы в том, чтобы АЭС работали стабильно и без аварий. Это главное правило, и я уверен, что большинство людей в Росатоме работают, опираясь на него. Проблема в том, что в Кремле люди явно опираются на другие правила».

Именно это заставляет многие страны ЕС искать альтернативы даже там, где услуги Росатома, как кажется, не имеют аналогов. Например, в том, что касается топлива для АЭС. Дело в том, что дизайн топливных стержней жестко привязан к дизайну конкретного реактора. Поэтому Финляндия и страны Восточной Европы, где до сих пор работают реакторы советского типа ВВЭР-440 и ВВЭР-1000, зависят от поставок готового топлива из России. До войны Чехия, Словакия, Болгария и Венгрия закупали всё ядерное топливо у Росатома, но после 2022 года стали искать альтернативы.

«Поскольку поменять реакторы нельзя, единственное, что можно сделать, — самим начать производить топливо, совместимое с этими реакторами», — говорит Кацпер Шулецкий.

Американская компания Westinghouse еще в начале 1990-х годов разработала для Европы аналог российского топлива для АЭС. Страны, эксплуатирующие реакторы ВВЭР, уже тогда могли закупать топливо в обход России. Но американский продукт стоил дороже и поначалу снижал эффективность и безопасность генерации — наладить полную совместимость удалось не сразу.

Единственной страной, которая уже в начале 2000-х практически полностью перешла на американский аналог, оказалась Украина. Но теперь и восточноевропейские атомные операторы заключили контракты с Westinghouse. «Сменить [поставщика] за один день абсолютно невозможно, — объясняет Шулецкий. — В 2022 году Евратом предположил, что на обретение независимости от российского ядерного топлива европейским странам потребуется 7 лет». Во-первых, нельзя выгрузить из реактора всё топливо и загрузить новое, его нужно замещать постепенно. Во-вторых, некоторые страны будут ждать истечения долгосрочных контрактов с Росатомом. Наконец, американские производственные мощности пока не могут покрыть нужды всей Европы.

Тем не менее Словакия, Финляндия, Болгария, Чехия и даже Венгрия постепенно замещают российское топливо на реакторах ВВЭР-440 и ВВЭР-1000. Проблема в том, что новые энергоблоки на венгерской АЭС «Пакш-II» будут оснащены российскими реакторами следующего поколения ВВЭР-1200 — для них на Западе пока нет альтернативных топливных решений.

«Поскольку законы ЕС запрещают Венгрии полностью зависеть от российского топлива, в контракте прописано, что Росатом будет поставлять его только в течение первых десяти лет, — говорит Тева Мейер. — В ЕС надеются, что за эти 10 лет кто-нибудь придумает, как диверсифицировать поставки топлива, но никакой уверенности в этом нет».

Перед политическим выбором

Однако даже несмотря на конкретные шаги в сторону выхода из зависимости от Росатома, ситуация в глазах европейских политиков всё равно остается неоднозначной. ЕС до сих пор не ввел санкции против российских атомных технологий или топлива. В блоке такие решения принимаются единогласно, но Венгрия выступает против.

Действия и Венгрии, и Словакии понятны: оба государства зависят и от сотрудничества с Росатомом, и от других российских энергоресурсов. Но, по словам экспертов, эта позиция на самом деле вполне устраивает и другие страны ЕС. «Французские политики тоже не рады вводить санкции, потому что в реакторах, которые строит Росатом, используются детали и оборудование, производимые во Франции. Например, турбины и панели управления, — объясняет Мейер. — Франция не хотела бы отменять эти контракты ради санкций, но ей сложно это озвучить. Поэтому ее устраивает, что Венгрия постоянно берет на себя роль плохого парня».

Что до России, то даже если Росатом окажется под европейскими санкциями, это вряд ли ударит по бюджету корпорации. По подсчетам Bellona, объем экспорта ядерного топлива в ЕС составляет всего около 3 млрд долларов в год. Сорванные сделки может компенсировать солидный портфель заказов на строительство АЭС по всему миру.

Для Европы отказ от российских атомных технологий тоже не катастрофа: здесь остаются французские, американские и южнокорейские застройщики. Но вот путь к нулевым выбросам, которых ЕС стремится достичь к 2050 году, усложняется, ведь помимо возобновляемой энергетики, для этого нужно наращивать атомную.

«Для Европы лучшим решением было бы положиться на Россию и, объединившись, ускорить энергетический переход. Росатом делает хорошие, надежные продукты, мы видели их в действии, — говорит Марк-Антуан Эйль-Маззега. — Если [из-за войны] мы не будем строить АЭС с Росатомом, что ж, будем сжигать уголь дольше, чем могли бы. Хотя жаль, потому что сейчас нам как никогда нужно, чтобы Росатом строил везде, где только можно. Но этому не бывать — и не по вине Европы».