«Мама, спасибо, что ты не расплакалась»

«Я просто хотел, чтобы не забирали ребят, срочников»

11 марта 2022 года, около пяти утра, Алексей Рожков вышел из дома в городе Берёзовский Свердловской области. С собой у него были три бутылки пива «Essa», переделанные в коктейль Молотова. Он шел к местному военкомату, который, по иронии судьбы, располагается в бывшем доме его однофамильца — купца Гавриила Рожкова.

Алексей поджег фитиль и бросил все три бутылки в здание военкомата. Затем нарисовал на стене пацифик — международный символ мира. На улице еще было темно и безлюдно. В окнах военного комиссариата не горел свет. В этом и был его главный расчет: никого не должно было быть внутри, никто не должен был пострадать.

«Мне очень неприятно осознавать, что люди погибают, — мирные люди погибают, те, кто не хочет воевать, но были призваны, тоже погибают. Я захотел сделать какой-то призыв, чтобы люди начали бороться с этой войной, я хотел повлиять на ситуацию, что-то сделать для того, чтобы всё это остановить или хотя бы ослабить [российские войска]. Поэтому я поджег военкомат города Берёзовский. Я не пытался его сжечь дотла», — объяснял потом Алексей в интервью изданию «DOXA».

Накануне Рожков пил. По его словам, новости о начавшейся войне и отправке срочников на фронт стали для него личным ударом. «Я просто хотел, чтобы не забирали ребят, срочников. Они дети еще», — скажет он позже матери. В тот момент Рожков не думал, что через два года окажется на скамье подсудимых в военном суде — обвиняемым по трем статьям уголовного кодекса.

Силовики задержали Алексея в этот же день. Полицейские заметили пламя у дверей военкомата, остановились и потушили огонь. Затем они начали прочесывать окрестности — и вскоре заметили молодого мужчину, который, увидев их машину, ускорил шаг.

После задержания Алексея сразу обвинили в покушении на убийство — якобы он хотел сжечь заживо сторожа, находившегося в здании военкомата. Формулировка была тяжелой: ч. 3 ст. 30 и ч. 2 ст. 105 УК — попытка убийства с особой жестокостью, из хулиганских побуждений.

В марте 2022 года поджоги военкоматов еще не были масштабной формой антивоенного протеста. Дело Рожкова оказалось лишь третьим в стране. Поэтому сразу квалифицировать его действия как «террористический акт» тогда следователи не решились.

На одном из судебных заседаний сторож военкомата утверждала, что тушила огонь сама. Но в полицейских рапортах она не фигурировала — только патрульные, которые якобы сами устранили возгорание. Эти нестыковки сыграли важную роль: обвинение в покушении на убийство сняли.

Рожков остался обвиняемым только по статье о попытке уничтожения чужого имущества. Это уже не тянуло на продолжительное заключение в СИЗО. Спустя полгода, в сентябре 2022 года, его отпустили под подписку о невыезде. За это время Алексей успел пройти и через психиатрическую экспертизу — его признали вменяемым.

«Слежка была постоянной»

Опасаясь переквалификации статьи на более тяжкую, Алексей решил бежать из России. За помощью он обратился к правозащитникам. Анархисту удалось попасть в Кыргызстан, где он планировал получить гуманитарную визу для релокации в более безопасную страну. В Бишкеке он жил с другом, играл на гитаре и, по словам знакомых, находился в раздрае.

Заселившись в шелтер для российских эмигрантов, Алексей познакомился с Марией (имя изменено по просьбе героини). Именно знакомство с молодым человеком позже подтолкнет Марию присоединиться к «Зоне солидарности» — инициативе, которая помогает заключенным, осужденным за протестные действия вроде поджогов военкоматов и других форм прямого антивоенного сопротивления.

— Тогда у Лёши была депрессия, какое-то подавленное состояние — он только переехал в Бишкек, у него были сильные переживания, немного выпивал, — говорит Мария. — У него были таблетки, которые ему когда-то назначал психиатр и которые нельзя было смешивать с алкоголем. При этом он сразу показался очень добрым. Он и его друг, который тоже приехал из Екатеринбурга, — оба были немного безбашенные, с юмором, с приколом, но главное — очень добрые.

Мария запомнила Алексея по татуировкам — одну он сделал уже за границей: на его руке появилась большая буква «А» в круге — символ анархии. Тогда же друзья перекрасили Алексея в блондина: «У него были темные волосы, но он стал блондинчиком. Это было очень забавно», — Мария смеется.

В Бишкеке Рожков, по выражению девушки, был «немножко в массе». Сейчас на фотографиях из СИЗО он кажется другим человеком — сильно похудевшим, с уставшими глазами и коротко стриженными волосами, отмечает Мария.

Находясь в Кыргызстане, Алексей начал работать таргетологом. Освободившись из СИЗО, Алексей решил рассказать о своей истории: журналисты часто писали ему с запросами для интервью. Одна из переписок с журналисткой даже попала в сеть: несколько дней назад, после приговора, силовики слили через телеграм-канал «Повернутые на войне» скриншоты, где Алексей общался с журналисткой «Дождя». Зачем нужен был этот слив, не ясно: ничего особенного в этих сообщениях нет. Алексей пишет журналистке, что его уже пытались задержать в Бишкеке и что к безопасности он относится серьезно.

Основания для этого у него были. В Бишкеке Алексей часто проводил время со своим другом Денисом (имя изменено по просьбе героя). В интервью с журналисткой «Ветра» Денис вспоминает, что они с Алексеем часто сталкивались со слежкой со стороны неизвестных людей:

— Слежка была постоянной — и за мной, и за ним. Кто-то всё время снимал нас на телефон. Я это замечал, говорил Алексею — и мы уходили. Нас снимали разные люди, под разными предлогами просили наши номера телефонов. Мы постоянно были под чьим-то вниманием. И произошла еще история с полицией. Я был на работе, а Лёха выходил из больницы. Там он забыл паспорт и решил вернуться, чтобы его забрать. Когда он пришёл, увидел полицию. Я тоже заметил их — они стояли под окнами моего офиса. Они ждали меня.

Несмотря на небезопасную ситуацию, Алексей продолжал общаться с журналистами. Так, в один из дней ему пришел запрос на интервью для ютуб-канала «Ходорковский Live». В будущем за слова, сказанные журналистам, Рожков будет обвинен еще по двум статьям УК — «фейки» о российской армии и «оправдание терроризма».

«Путин объявил специальную военную операцию — по сути, войну. Это обыкновенный фашизм, истребление украинских граждан. То, как всё это перевернули, как это обыграно, не даёт мне покоя. И не давало тогда, когда я совершил преступление. Я не мог оставаться равнодушным, не мог стоять в стороне — нужно было что-то делать», — рассказывал Алексей Рожков в интервью журналистам «Ходорковский LIVE», записанном в период его пребывания в Кыргызстане.

«Применяли электрошокер, угрожали убийством и изнасилованием»

30 мая 2023 года Алексей был задержан силовиками в Кыргызстане. Подробности похищения российскими спецслужбами стали известны позже, Рожков описал их во время одного из судебных заседаний уже в 2025 году.

По словам молодого человека, он находился у себя в комнате. Люди в штатском забрали паспорт, телефон и ноутбук. Под предлогом проверки — якобы ищут другого — убедили его выдать пароли. В отделе он услышал из соседней комнаты крики и удары — как он понял, били другого задержанного. Когда Алексей потребовал адвоката, ему пригрозили изоляцией и пытками со словами «адвокат тебе всё равно не поможет». После этого двое мужчин отвезли его в аэропорт.

Там, в служебном помещении, Алексей под присмотром ждал вылета. Один из силовиков потребовал, чтоб он пересел на другое место. Когда Рожков поднялся, его ударили по голове. Затем были еще удары — по ногам. Оперативник, по словам Алексея, позже заявил, что воевал. Рожкова провели через аэропорт без оформления и сопроводили до трапа.

В салоне, полном обычных пассажиров, его уже ждали двое — опять в гражданской одежде. После посадки в России к нему подошел сотрудник ФСБ, надел наручники и натянул капюшон. Потом — служебный автомобиль, ИВС, новый этап.

В отделе ФСБ города Берёзовского Алексею велели подписать протоколы, в которых говорилось, что физического насилия и другого давления к нему не применяли, и сделать видео с признанием. Когда он отказался, его вывели из кабинета. В коридоре ждал оперативник — тот самый, что участвовал в похищении из Кыргызстана. Дальше — мешок на голову и удары током.

Позже, на одном из заседаний, когда обсуждались обстоятельства возвращения Алексея в Россию, слово взял полицейский Дмитрий Теребенин. Прокурор уточнила, как именно Рожков оказался в Екатеринбурге.

«Ну, там, на самом деле, очень сложно так… Комплекс мероприятий проводился совместно с сотрудниками ФСБ, нашего регионального. Он был задержан на территории другого государства, соответственно, сюда прибыл авиатранспортом», — уклончиво ответил Теребин.

«Террорист», «оправдывающий терроризм»

— Написав Алексею вечером, я ждала ответа. К моему удивлению, сообщения не доставлялись, а его телефон был отключен. Это было на него совсем не похоже. На следующий вечер я решила пойти к дому, где он жил. Когда я пришла, в окне горел свет, а дверь была заперта на замок. Рядом стояла подозрительная машина, которой раньше там никогда не было. В этот момент я поняла: что-то не так. Утром я написала его матери. Мама Лёши коротко ответила: «Он в СИЗО», — вспоминает в разговоре с «Ветром» близкая подруга Алексея Валерия (имя изменено по просьбе героини), которая на момент похищения находилась в Бишкеке.

Илья Мельков, правозащитник из «Зоны солидарности», курирующий дело Алексея Рожкова, поясняет «Ветру»: «Непонятно, каким образом российские силовики могли проводить операцию на территории Кыргызстана. Формально — никак. Его вывезли без всякого оформления. 

Ни в одном из материалов дела не указано, что Алексей был вывезен из Кыргызстана. Как будто он добровольно явился в Екатеринбург».

После незаконной экстрадиции Рожкова в Россию и его повторного заключения под стражу следствие решило пойти на резкое ужесточение обвинений. Уголовное дело было возобновлено и переквалифицировано: теперь поджог здания военкомата рассматривался не как порча имущества, а как террористический акт. Почти одновременно с этим Алексею предъявили новое обвинение — в «оправдании терроризма». Третья статья — «распространение фейков» о российской армии — была добавлена позже, уже после анализа материалов его интервью и постов в соцсетях.

Фейками о российской армии следствие посчитало несколько высказываний Рожкова, прозвучавших в интервью на YouTube-канале «Ходорковский Live». В их числе — утверждения, что «специальная военная операция» на самом деле является войной, что срочников отправляют не на учения, а на фронт, что российские военные бомбят жилые кварталы, оставляют людей без воды и продовольствия, а сама операция, по словам Рожкова, «похожа на фашизм и геноцид».

Другую часть обвинения составило дело об «оправдании терроризма». Следствие считает, что перед интервью Алексей Рожков и ведущие Елена Малаховская и Ренат Давлетгильдеев якобы вступили в «преступный сговор» и заранее распределили роли: Рожков должен был назвать свой поджог военкомата «правильным и заслуживающим подражания», а ведущие — выразить ему солидарность. Этот эпизод стал третьим в деле Рожкова, а материалы в отношении Малаховской и Давлетгильдеева выделили в отдельное производство.

Сейчас уголовное дело Алексея Рожкова насчитывает семь томов. Первый из них содержит множество фотографий. На снимках — бутылка пива «Essa», из которой, по версии следствия, Алексей изготовил коктейль Молотова. Красная шапка с помпоном и вырезами для глаз и рта — неизвестно, использовал ли молодой человек эту шапку при поджоге или ее изъяли «на всякий случай». Там же — зажигательная смесь, зажигалка, и свидетельство ущерба — фотография обгоревшей двери военкомата. Сумма ущерба составила менее 1300 рублей.

Как судили Рожкова. И кто

Судебные заседания по существу начались 3 апреля 2024 года в Центральном окружном военном суде Екатеринбурга. На первом заседании прокурор Татьяна Новосельцева зачитала текст обвинения.

Позже сторона обвинения огласила протокол осмотра места происшествия и фотографии сгоревшей двери — черное пятно размером 25 на 15 см. Именно его определили как «последствие террористического акта».

Среди доказательств также фигурировала смета возможного ущерба — если бы пожар не был потушен вовремя. По подсчетам стороны обвинения, он составил бы 3 603 650 рублей. При этом в другом документе ущерб был оценен в 1268 рублей 68 копеек.

В июне в суде выступила мать Алексея, Елена Петровна. В зале суда она просила не назначать сыну слишком строгое наказание: «Я не дождусь его. У него кроме меня никого нет, отца нет…»

«Специалист по символам» и философ Леонид Чернов, приглашенный стороной обвинения, комментировал значение символа пацифика, который Алексей нарисовал у входа в здание военкомата. Эксперт по символам заявил: «Пацифик из знака мира приобрел противоположный смысл».

В своей экспертизе он также указывал, что «в контексте СВО пацифик обозначает несогласие». Обосновывая свои выводы, он сказал: «Я живу в России, слушаю радио и смотрю телевизор». На вопрос защиты о примененной методике Чернов недоуменно ответил: «Какую тут методику использовать, если это очевидно?»

В январе этого года в суде допросили эксперта ФСБ Светлану Мочалову — автора психолого-лингвистического заключения, на основании которого Алексею вменили «оправдание терроризма». Ранее Мочалова проводила экспертизу пьесы «Финист — Ясный сокол» по делу Евгении Беркович и Светланы Петрийчук.

Во время допроса эксперт заявляла, что «всё уже написано в заключении». У Мочаловой нет высшего психологического образования — только курсы переподготовки на базе ФСБ. По ее словам, ее компетенцию «проверяла государственная экспертная комиссия».

19 мая 2025 года гособвинитель запросил для Алексея Рожкова 19 лет лишения свободы. В этот день Рожков выступил со своим последним словом.

«К сожалению, привести примеров террористической деятельности можно много. И каждый такой случай объединяет убийство и устрашение людей. Мои же хулиганские стремления привлечь внимание к страданиям людей не имеют ничего общего с терроризмом. Хотя и несут противоправный порядок, что я ранее признавал. Признать меня террористом означает размыть разницу между мной и теми бесчеловечными головорезами, что совершили теракт в “Крокусе”, и подобным им. Я не желал, чтобы кто-либо пострадал, не искал какой-либо выгоды, не был никем завербован, а по совести, разделяя общечеловеческие моральные принципы, выразил антивоенный протест, при котором никто не должен был пострадать и не пострадал», — заявил Рожков.

20 мая Центральный окружной военный суд в Екатеринбурге приговорил Рожкова к 16 годам лишения свободы — на 3 года меньше, чем запрашивала прокуратура. Первые 5 лет анархист должен будет провести в тюрьме.

Мать и сын

Елена Петровна, мать Алексея Рожкова, не пропустила почти ни одного судебного заседания. Она не поддерживает поступок сына, но уверена: за ним не стояло желание навредить другим людям.

— Мы с отцом с детства его так воспитывали: чтобы никого не обижал, чтобы всё по совести. И он по совести поступил. Он же никого не обидел. Он никогда не хотел зла. Просто хотел, чтобы не было боевых действий. Чтобы власти договорились, — рассказывает она «Ветру».

Во время суда Алексей держался хорошо — не проявил ни слабости, ни паники, говорит Елена. Даже когда прокурор называл его террористом, он вскакивал и перебивал: «Какой я террорист?! Я не террорист!»

Самый тяжелый момент для матери — приговор:

— Я была в ступоре. Он потом позвонил и сказал: «Мама, спасибо, что ты не расплакалась».

Елена вспоминает обстоятельства антивоенной акции Алексея:

— Он специально пошел в такое время, когда на улице никого не было. Свет в здании не горел. Он был уверен, что там пусто. Он не через окно кидал, а в дверь. Чтобы привлечь внимание. Чтобы не забирали срочников. Он тогда сказал: «Мама, они дети еще».

По ее словам, в первые дни после вторжения Алексей пришел домой, поздравил ее с 8 Марта и — заплакал.

— Он сказал: «Мама, ты видела, что там творится?»

Елена отмечает, что у ее сына сейчас есть поддержка. Письма в СИЗО Алексей получает со всего мира. Молодой человек читает, много размышляет. Ему пишут со всей страны — и даже из-за границы.

Музыкант, который любит котиков

До уголовного преследования Рожков занимался музыкой. Вместе с единомышленниками еще в 2014 году он основал музыкальную группу «Tell Me The Reason» («Назови мне причину»). В одном из последних постов в паблике группы, когда Рожков уже был в Бишкеке, он написал, почти точно угадав свой будущий срок:

«В связи с тем, что я решил покинуть страну, а не сидеть в колонии 15 лет, релиз треков откладывается, так как не смог взять с собой инструменты и оборудование. Постараюсь как можно быстрее найти гитару и бас и наконец выпуститься. Всем рок!»

О любви Алексея к року вспоминает и мама: «Музыкой занимался, в школе ансамбль собрал. На городских мероприятиях выступал».

Алексей очень любит котов, отмечает его подруга Мария, которая иногда пишет ему в СИЗО. Всех котов он называл одним и тем же именем «Чипа». На свободе у него остался кот, по которому Алексей очень скучает. Подруга рассказывает, что в тюрьме у Алексея тоже появился котенок. В одном из писем он пишет: «Чипа растет». Уже в другом Алексей намекает, что Чипы в камере больше нет.

В СИЗО Алексею пишет много людей. Одна из них — Нина (имя изменено по просьбе героини). Она пишет ему уже два года — с момента похищения из Бишкека.

«Он очень глубокий человек. Он начитанный, но не из тех, кто просто называет фамилии философов. Он пропускает всё через себя, сплавляет в одно целое. И это видно в письмах. Иногда перечитываешь и понимаешь, что только теперь дошло», — делится она с «Ветром».

Нина говорит, что письма Рожкова — не просто обмен новостями. Это разговор о смыслах, о взгляде на мир: «Он очень открытый был с самого начала. Буквально с двух писем. Было ощущение, что я знаю его давно. Такого не было ни с кем».

Про быт он пишет скупо, сдержанно. Чаще — о книгах, которые читает, или редких посылках. После одного из судов Алексей писал ей, что вернулся в СИЗО в десять вечера и поел ужин, заказанный через тюремный ларек.

Нина говорит, что Рожков боится не тюрьмы, а изоляции. Что переписка — его связь с внешним миром. И что, несмотря на всё, он не чувствует себя одиноким.

«Поддержка у него есть — мама, любимая женщина, друзья семьи, просто незнакомцы. Пишут со всего мира. Но всё равно, поддержки много не бывает. Особенно там, где он сейчас», — добавляет Нина.

Олеся Кривцова