Во всем мире гадают, что скрывается за шагами Трампа по сближению с Москвой

47-му президенту США удается превосходить «все ожидания» Кремля — именно так информированные источники агентства Bloomberg в феврале отреагировали на жесткую перепалку Дональда Трампа и Владимира Зеленского. В отношении последующих шагов администрации Трампа, впрочем, можно было бы сказать то же самое.

Из последнего: спецпосланник Трампа Стив Уиткофф в недавнем интервью озвучил тезисы, которые не высказывали даже ближайшие единомышленники Москвы на Западе — лидеры Венгрии и Словакии. Так, голосования по присоединению украинских регионов к РФ были названы «референдумами, на которых подавляющее большинство населения заявило, что хочет быть под властью России». Кроме того, дипломат заверил: он «на все 100%» уверен, что Россия не намерена вторгаться в Европу.

Аналитики американского Института изучения войны (ISW) констатировали: заявления Уиткоффа подкрепляют позицию Кремля. И главное тут то, что речь идет не о частном мнении одного чиновника, а о «генеральной линии» Вашингтона: после скандального интервью вице-президент США Джей Ди Вэнс заявил, что Уиткофф «прекрасно справляется» со своей работой.

Столь резкий разворот американской политики в сторону России даже вдохнул новую жизнь в старую конспирологическую теорию о том, что якобы Трамп был завербован еще советскими спецслужбами и, возможно, до сих пор является «российским активом».

Сколь-либо серьезных подтверждений этому, конечно, нет, но сама по себе попытка объяснить текущие события таким образом уже говорит о степени неожиданности происходящего и разбросе мнений по этому поводу.

Самым же рациональным из имеющихся объяснений на данный момент остается предположение, что, внезапно начав сближение с Россией, Трамп таким образом пытается «оторвать» ее от Китая, в котором США сейчас видят свою главную угрозу. И у этой точки зрения, в отличие от конспирологии, основания действительно есть.

Главный конкурент

В Вашингтоне прямо говорят, что считают КНР «наиболее всеобъемлющей и мощной военной угрозой национальной безопасности США». Так политика Китая охарактеризована, например, в ежегодном докладе разведывательных ведомств США, обнародованном 25 марта.

Речь, действительно, идет о совокупности угроз для США, тесно переплетенных между собой. Так, китайское руководство не скрывает своего недовольства «односторонней гегемонией, блоковой конфронтацией и политикой силы», к которой, по его мнению, прибегает Вашингтон — и в последние годы вместе с Россией пытается противостоять такому положению дел. А сами США подозревают Китай в стремлении использовать силовые методы — в частности, в ближайшие годы атаковать Тайвань. Обеспокоенность, среди прочего, вызывает стремительное наращивание Китаем военных расходов, а также ядерного арсенала.

При этом одна американо-китайская война — торговая — уже в самом разгаре. Противостояние двух крупнейших экономик мира перешло в максимально активную стадию после инаугурации Дональда Трампа — сторонника протекционизма и пошлин. В феврале США ввели дополнительные тарифы на товары из Китая в размере 10%, в результате чего пошлины достигли 20%. Китай 4 марта принял ответные меры в виде тарифов в размере 15% на уголь и сжиженный природный газ (СПГ) из Штатов и 10% на американскую сырую нефть, сельскохозяйственную технику и автомобили с большим рабочим объемом двигателя.

По прогнозам аналитиков, введенные США пошлины будут иметь последствия в виде снижения темпов роста китайского ВВП, падения объемов экспорта, потери рабочих мест. В Пекине выражают максимальную решимость «биться до конца», хотя победитель в развернувшейся торговой войне пока не очевиден.

Россия в американских стратегиях тоже всегда рассматривается максимально подробно, но не как главный противник, а лишь как источник «серьезных и постоянных рисков». Или, как сказано в мартовском докладе американских разведслужб, игрок, который «в долгосрочной перспективе продолжит представлять потенциальную угрозу глобальному присутствию и интересам США».

Многие американские законодатели и эксперты считают российско-китайское сотрудничество серьезным вызовом, подрывающим глобальные позиции США.

В разгар своей предвыборной кампании Дональд Трамп критиковал администрацию Джо Байдена за то, что якобы именно она позволила Москве и Пекину сблизиться. Претендовавший на возвращение в Белый дом политик видел своей задачей «разъединение» двух стран. И выражал уверенность в том, что сможет это сделать.

А в середине марта этого года Трамп возложил ответственность за российско-китайское сближение на предшественника Байдена — демократа Барака Обаму. Якобы тот своей энергетической политикой «насильно заключил брак, который [в иных условиях] никогда бы не состоялся». Вероятно, имелись в виду санкции в отношении российских энергоносителей. В том же интервью Трамп вновь поставил в качестве задачи предотвращение дальнейшего сближения РФ и КНР.

Обратный маневр

Подобные заявления неизбежно напоминают американским политологам события начала 1970-х годов. Тогда Ричард Никсон, которого Трамп ценит крайне высоко, поставил перед собой задачу пересмотреть баланс сил в том самом треугольнике «Вашингтон — Пекин — Москва», но сближаясь не с СССР — в то время самым опасным и принципиальным соперником США, — а с Китаем.

В ходе исторического визита Никсона в КНР в 1972 году было сказано немало об отсутствии «оснований быть врагами» и начале совместного строительства «более прекрасного мира». В целом задуманное удалось: США начали активно торговать с Китаем, а вот отношения Пекина с Москвой пошли по наклонной. Хотя и преувеличивать успех той политики не стоит: она легла на уже подготовленную почву, так как из-за активизировавшейся борьбы за лидерство в коммунистическом мире напряжение между СССР и КНР нарастало давно.

Архитектором того курса был Генри Киссинджер — советник президента по национальной безопасности (1969–1975) и глава Госдепартамента США (1973–1977).

Именно Киссинджер был одним из консультантов Трампа в ходе его первой предвыборной кампании и после ее успешного завершения и, по данным СМИ, рекомендовал Трампу сблизиться с Москвой, чтобы «оторвать» ее от Пекина. Источники издания The Daily Beast рассказывали, что еще в 2017 году эта идея была благосклонно воспринята советниками Трампа, а также многими сотрудниками Госдепартамента, Пентагона и Совета по национальной безопасности.

О концепции вспоминали, например, в июле 2018-го на фоне встречи Дональда Трампа и Владимира Путина в Хельсинки. Общаясь со СМИ, представители первой администрации Трампа называли эту встречу «обратной версией хода Никсона с Китаем».

Но тогда реализации этой политики в США помешали внутренние причины: сближения с Москвой не произошло из-за постоянных разбирательств в связи с возможными связями Трампа с Россией, которые вредили его имиджу и популярности. А вот после избрания республиканца на новый срок об этой концепции многочисленные эксперты вспомнили вновь.

Обреченные на партнерство

Отвечая в марте на просьбы прокомментировать параллели с 1972 годом, глава МИД РФ Сергей Лавров уверенно заявлял: сейчас ситуация принципиально иная, ведь «таких хороших и доверительных отношений с Китаем» не было ни разу за всю историю. Да и сами США, по его словам, прекрасно «знают, что Россия никогда не нарушит юридические и политические обязательства» перед КНР.

Между тем, вопрос в том, чего именно хотели бы добиться США. В разговоре с «Новой-Европа» китаист, автор телеграм-канала «Китайский городовой» Алексей Чигадаев рассказывает: концепция «Никсон наоборот» действительно популярна в США, но что значит «оторвать» — никто до сих пор внятно объяснить не может.

К примеру, речь может идти об экономическом измерении. РФ и Китай неуклонно укрепляют торгово-экономические отношения. В 2021-м — последнем году перед началом полномасштабной российско-украинской войны — товарооборот между странами составил 146,9 млрд долларов. А по итогам 2024-го достиг 244,81 млрд. На экспорт российских товаров в Китай пришлось 129,32 млрд долларов, на импорт китайской продукции — 115,49 млрд. Для сравнения: товарооборот России и США в прошлом году составил 3,5 млрд долларов. Из России в Китай в основном идут энергоносители (нефть, природный газ, уголь), медь и медная руда, древесина, топливо и морепродукты. Из Китая — автомобили, тракторы, компьютеры, смартфоны, промышленное и специализированное оборудование, игрушки, обувь.

Однако, по словам Алексея Чигадаева, товарооборот уже мог достичь пика, так что, вероятно, в этом году останется на том же уровне или даже упадет. Один из сигналов, свидетельствующих об этом, — то, что в первые месяцы 2025 года китайские госкомпании прекратили или сократили закупки российской нефти. Основная причина — угроза вторичных санкций, усилившаяся после принятия администрацией Джо Байдена 10 января нового пакета мер против РФ.

Впрочем, обойтись без российских углеводородов Пекин, получающий из России наибольшую долю природного газа и нефти, не сможет. Даже не столько из-за резкого роста экспорта в последние годы и выгодной для Китая позиции получателя подешевевших российских энергоносителей, сколько по причинам геополитическим. Российская нефть особенно пригодится в случае нападения на Тайвань и, соответственно, проблем с получением нефти от ближневосточных союзников США.

Алексей Чигадаев соглашается, что «Россия и Китай обречены быть двумя крупными торгово-экономическими партнерами хотя бы из-за общей границы»: «Китаю нужны нефтегазовые ресурсы — Россия их продает. России нужны машины — Китай их продает. Все счастливы». По словам эксперта, невозможно представить себе какое-то столь же масштабное предложение с американской стороны, чтобы Москва отвернулась от китайского рынка: «Американцы не купят в России и не продадут ей столько товаров, сколько ей бы хотелось».

Союзники с разными целями

Однако, возможно, при разговорах об «отрыве» России от Китая подразумевается не экономическое, а в первую очередь политическое измерение. Обе страны — однопартийные авторитарные государства «с тоталитарными чертами и сильным, централизованным и персонализированным руководством». И с этой точки зрения схожесть политических режимов делает их видение мира одинаковым. Этот вывод можно сделать и из многочисленных совместных заявлений сторон.

Однако на самом деле цели и задачи у двух стран совершенно разные. Как поясняет Алексей Чигадаев, Китай считает нынешний глобальный порядок «может, и не идеальным, но справедливым». Пекин сильно выиграл от интеграции в нынешнюю систему — например, от получения членства в ВТО, что позволило ему развиваться очень быстрыми темпами. Россия же, как отмечает эксперт, уверена, что действующие международные правила не выполняются, и стремится существующую систему сломать.

Из этого различия проистекает, в частности, то, что Китай так и не признал ни принадлежность России Крыма и других территорий, ни независимость Абхазии и Южной Осетии. Признание того, что можно вести себя так, как ведет себя Россия, будет чревато для Китая множеством проблем — в том числе из-за наличия неурегулированных территориальных споров с соседями, например, с Индией в районе линии Макмагона или с Японией о принадлежности островов Сенкаку в Восточно-Китайском море.

Собеседники «Новой-Европа» отмечают: Москва и Пекин сотрудничают там, где им это выгодно, но при этом совсем не давят друг на друга по тем или иным политическим вопросам. Так что и в этом плане «отрывать» их друг от друга — задача сомнительная.

«Контур иммунитета»

Таким образом, приходит к выводу Алексей Чигадаев, для американского руководства, вероятно, важнее всего военный аспект российско-китайского взаимодействия.

Во-первых, это важно с точки зрения войны в Украине. В значительной степени именно поставки товаров двойного назначения из Китая (в том числе не напрямую, а через страны Центральной Азии) позволяют поддерживать российский ВПК на плаву.

Во-вторых, по данным Стокгольмского международного института исследований проблем мира (SIPRI), на Китай приходится 17% от общего объема экспорта российских вооружений (больше поставляется только Индии). Обмениваются страны не только технологиями, но и опытом — в ходе регулярных масштабных учений.

По словам Алексея Чигадаева, Китаю важно, чтобы на случай потенциального столкновения с США огромная северная граница была защищена Россией, в том числе и ее ПВО — чтобы хотя бы на этот регион не отвлекаться. Ключевые события, согласно всем гипотетическим сценариям, будут разворачиваться на море, и тут Россия с ее Тихоокеанским флотом тоже может оказаться важным фактором.

Ту же мысль высказывают эксперты американского Asia Society Policy Institute (ASPI) в исследовании «Вместе и врозь: загадка китайско-российского партнерства»: «Представьте себе двух гигантов, стоящих спиной друг к другу, — Россия смотрит на запад, в сторону Европы, где находится ее культурное сердце, но также и ее самые яростные враги, а Китай смотрит на восток, в сторону Тихого океана, где расположены основные источники его процветания и риски для его безопасности». Аналитики резюмируют, что такое положение обязывает обе страны «стремиться к миру друг с другом, чтобы иметь возможность противостоять своим соперникам на Востоке и на Западе».

Впрочем, сближаться в военной сфере Москва и Пекин готовы лишь до определенной степени. По мнению Алексея Чигадаева, возникновение военно-политического альянса, которого так опасаются США, стало бы «очень серьезным фактором дисбаланса в Евразии, напугав и страны Центральной Азии, и Монголию, и Южную Корею, и Индию». Понимая это, Москва и Пекин всегда пытаются привлекать к своим военным учениям другие страны — например, союзников по Шанхайской организации сотрудничества. Как раз такие маневры — с участием РФ, КНР и Ирана — прошли у берегов Оманского залива в марте.

Партнерство есть, доверия нет

При всех действиях по сближению, предпринятых за последние годы, официальные представители России и Китая никогда не называют себя стратегическими союзниками, а используют громкие, но юридически нечеткие формулировки вроде «отношения всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия». Обязательств встать на защиту друг друга — например, в рамках конфликта вокруг Украины или потенциального тайваньского кризиса — такие образные фразы не предполагают.

Алексей Чигадаев считает, что «российская элита настроена преимущественно антикитайски»: «Многие — выходцы из ФСБ, и они прекрасно помнят, например, конфликт на острове Даманском [вооруженное столкновение между СССР и КНР в 1969 году]. Их учили всю жизнь, что Китай — это враг, которого нужно опасаться».

В Пекине тоже периодически выступают за «избавление от российского бремени» — например, этой точки зрения придерживается известный китайский политолог Ху Вэй, который был советником Компартии Китая. Правда, за свое мнение, отклоняющееся от генеральной линии партии, он пострадал: его досрочно отправили на пенсию. В целом доминирующую среди китайских экспертов концепцию можно сформулировать так: Россия полезна Китаю как экономический, стратегический, идеологический и дипломатический партнер, хотя доверять этой стране нельзя.

Дональд Трамп тоже уверен, что нынешняя дружба России и Китая — это аномалия. Для них, говорил он в одном из недавних интервью, естественно враждовать, а не дружить — хотя бы потому, что у РФ огромная территория и мало населения, а у Китая прямо противоположная ситуация.

В ожидании реальных предложений

Однако все же в нынешних условиях Вашингтону вряд ли приходится надеяться на успех попыток всерьез рассорить Россию и Китай — речь, вероятно, может идти лишь о символических жестах.

Возможно, предполагает эксперт, такую тактику Москва проговорит с Пекином и «разыграет эту игру вдвоем».

«Но Россия не будет устанавливать с Китаем враждебные отношения и входить в некую коалицию, которую Китай не поддерживает. Потому что Китай никуда не денется, он всегда будет рядом. А вот Трамп — это на четыре года, и совершенно непонятно, что такого он может дать Москве на долгосрочную перспективу, чтобы это оправдывало размежевание с Китаем», — отмечает собеседник «Новой-Европа».

Между тем, глава Китайской программы в Stimson Center (США) Юнь Сунь уверена: даже если политика «Никсон наоборот» сработает хотя бы на треть, это все равно «посеет семена сомнения». То есть «заставит Си Цзиньпина усомниться в стратегическом альянсе, который он выстраивал с Россией последние двенадцать лет».

При этом успех или неуспех политики «Никсон наоборот» во многом будет зависеть от хода украинского урегулирования. Если администрация Трампа останется на стороне Кремля и продолжит давить на Киев, чтобы он выполнил российские требования, это явно сблизит Россию и США. Китайские эксперты уже заметили тенденцию к уменьшению «российской угрозы» в глазах американского истеблишмента и ждут «дополнительного усиления этого сдвига» в случае прекращения боевых действий. А вот степень угрозы со стороны Пекина в представлении США явно останется на прежнем уровне или еще больше возрастет.

Еще одно неизвестное в этом уравнении — перспективы переговоров по двусторонней российско-американской проблематике. Так, Россия добивается снятия санкций — первым делом, связанных с экспортом сельскохозяйственной продукции и удобрений, но затем и всех остальных, начиная с закона Магнитского 2012 года. Реакция Вашингтона на это требование покажет, удастся ли перейти от рассуждений соратников Трампа о прекрасном «мире, где Россия и США совместно реализуют благие инициативы» к реальному сближению позиций.

С 20 января — дня инаугурации Трампа — перспективы взаимоотношений Вашингтона и Москвы уже обсуждались в целом ряде форматов: и в ходе телефонного разговора лидеров двух стран, и на очных встречах делегаций в Саудовской Аравии и Турции. В Кремле говорили о «широком спектре политических и торгово-экономических направлений», по которым две страны могли бы наладить взаимодействие, а также о перспективах сотрудничества по ближневосточным проблемам и вопросам ядерного нераспространения и глобальной безопасности. А Стив Уиткофф упоминал в качестве задач совместное развитие энергетических проектов в Арктике, сотрудничество в области искусственного интеллекта, работу над иранской проблемой.

Госсекретарь США Марко Рубио тоже охотно рассуждал о перспективах «геополитического партнерства с русскими». При этом он давно приобрел репутацию одного из самых ярых критиков Китая, считающего эту страну «более серьезной для США угрозой, чем в свое время был Советский Союз». И, кроме того, «самым мощным вызовом, с которым когда-либо сталкивались США».

Внешний эффект

Впрочем, учитывая непредсказуемость Дональда Трампа, события в треугольнике «Вашингтон — Пекин — Москва» могут начать развиваться противоположным образом: Кремль станет для Белого дома недоговороспособным, а Си Цзиньпин — приемлемым партнером. Такое может произойти уже скоро, например, если Россия будет настаивать на своих предварительных условиях по отмене санкций для заключения соглашения о прекращении огня, а предполагаемая встреча Трампа и Си пройдет на позитивной ноте.

В Пекине тоже, как утверждается в анализе Брукингского института (США), не слишком обостряют ситуацию: в идущей торговой войне отвечают своими тарифами, обращениями в ВТО и прочими мерами, но оставляют возможность для переговоров по деэскалации.

Поэтому вполне вероятно, что Трамп и его администрация будут действовать не исходя из подробно расписанной в десятках аналитических материалов стратегии «Никсон наоборот», а исключительно ситуативно. Так, Трамп уже выразил недовольство тем, что РФ затягивает мирное урегулирование, и намекнул на возможность компромиссов с Китаем по торговым вопросам.

«Если бы мистер Никсон объявил, что собирается на Луну, он не смог бы больше ошеломить свою мировую аудиторию. Это почти невероятно», — писала The Washington Post в 1972 году о навсегда оставшемся в истории визите президента США в Пекин. Объятья и улыбки на готовящихся сейчас встречах Дональда Трампа с Владимиром Путиным и Си Цзиньпином могут произвести примерно такой же эффект, пополнив биографию нынешнего президента США новыми яркими эпизодами.