«Возьмем белые тряпки и пойдем в сторону границы»

На прошлой неделе, сразу после прилета в интернат, Софье на глаза попалось сообщение из Z-канала «Рыбарь». Там со ссылкой на сентябрьское заявление МИДа России приводилась информация о том, что в уничтоженном суджанском интернате находился «концлагерь» ВСУ, «куда они под дулом автомата помещают местных жителей». Софью, которую я нашла через знакомых суджан, это сообщение возмутило: «Никакой там не концлагерь, ничего такого нет. Приезжали украинцы, помогали. Если считать по 10-бальной системе, на 4–5 баллов люди жили».

У Софьи в Судже остались отец, мать и брат. До недавнего времени отец с матерью жили в интернате.

Для Анастасии Викторовны, мамы Софьи, это уже вторая война, которую она наблюдает своими глазами. Когда ей было четыре года, началась Вторая мировая, так что детство она провела в лесах и болотах с партизанами. Бывало, что по ним тоже стреляли. Бывало, что другие дети погибали: кого-то засасывала трясина, кто-то подрывался на на минах. А Анастасия Викторовна выжила.

И вот опять война.

«В августе всё шло к тому, что-то назревало. Потому что были сильные обстрелы, веранду выбило накануне захода ВСУ и ворота повреждены были. Дома на улице уже были разбиты. Ну а шестого августа пропала связь», — вспоминает Софья. Сама она давно уехала из Суджи, после начала войны, пыталась и близких вывезти, однако они не захотели уезжать.

В тот день, 6 августа, ее брат Александр поехал на работу в местную больницу. Он врач. По дороге Александр попал под обстрел и был ранен. «Ноги немного подгорели», — говорит Софья. Военные ВСУ отвезли его в тот самый интернат, где уже обосновались украинские врачи.

Так Софья и узнала про это место.

После начала войны и до оккупации в интернате учились дети из Суджанского района. Но летом они ушли на каникулы, разъехались по домам. Так что к моменту оккупации интернат был пустой.

«Сначала там жило 5–7 человек, потом все больше. Украинцы увидели, что там много людей, и стали там потихоньку помогать. И так вот образовалось это всё», — рассказывает Софья.

Школа-интернат представляла собой трехэтажное здание из красного кирпича еще советской постройки, в подвале которого было бомбоубежище.

Электричества и воды в городе не было с начала захвата Суджи ВСУ, света — тоже. Но в интернате люди грелись «буржуйками», их привезли украинцы. Трубы самодельного отопления торчали из окон: для утепления разбившиеся при обстрелах стекла заменили на листы фанеры, в них вырезали дырочки для печных труб.

Снаружи на здании белой краской было выведено: «Люди». И сбоку еще раз: «Люди». Так на войне пишут, чтобы военные не обстреливали дома, в которых спасаются мирные. Но это не помогает от артиллерии.

Именно сюда, в интернат, украинцы привозили лекарства и другую гуманитарную помощь, там же стоял генератор, который иногда включали. Туда могли приходить все местные, чтобы получить лекарства, еду и воду. Иногда в интернат приезжали врачи из Украины, чтобы осмотреть больных и раненых суджан. В остальное время там работали суджанские врачи, которые не уехали после начала наступления.

До тех пор, пока украинцы не начали обеспечивать Суджу гуманитарной помощью, местные взламывали закрытые магазины и брали там себе еду и воду. «Мама говорила, у нас по деревне много живности ходило: словил, ощипал и на костре сварил. Бульон хоть с мясом попил, поел — уже нормально, горяченькое, — рассказывает Софья. — С Сашей старую барбекюшницу какую-то на кострище поставили и варили еду в котелке большом. Потом ходили коров и собак отцепляли в сараях: всё же люди уехали, а животных оставили на привязи умирать голодной смертью».

Впрочем, скоро ВСУ начали адресно привозить еду и воду жителям, вспоминает Софья. Потом уже наладилась постоянная доставка помощи в интернат, а местные сами начали ходить туда за продуктами. А тем, кто жил далеко, гуманитарку возили по-прежнему на дом.

— объясняет Софья.

«Что есть, то есть. Я не враг своей стране, не предатель родины. Но если это [гуманитарная помощь от Украины] действительно есть — то это есть», — будто оправдывается после рассказа про участие украинцев в спасении мирных суджан одна из женщин, поговоривших со мной.

Все суджане и их близкие, с которыми я поговорила, рассказывали мне об одном человеке: Алексее Дмитрашковском из «ТРО Медiа» — СМИ территориальной обороны Украины, которое на ютуб-канале «ТРО Медиа» освещает жизнь мирных людей после захвата Суджи. Для многих суджан этот канал — единственная возможность узнать о судьбе родных. Под его видео родственники пропавших пишут сообщения с просьбами попытаться узнать, что с ними стало.

Мария, чьи родители тоже жили в интернате, рассказывает мне про Алексея: «За день до удара я сказала ему, что молюсь не только за близких, но и за него. Он ответил: “Я знаю”. Я так поняла, что он в чаты заходит. Я ведь об этом в наших чатах писала, когда начинали поливать грязью всех украинцев. Я говорила: “Нет. В любой нации, в любой расе, есть люди и есть нелюди. Можете закидать меня камнями, но я буду ему благодарна. Я благодаря ему узнала, что мои родители живы”. Три месяца я не знала, что с ними, я думала, что я сойду с ума. Через три месяца я увидела ролик, как украинские солдаты моих родителей достали из подвала и привезли в интернат. Так я поняла, что они живы».

Мария говорит, что в Судже волонтер Дмитрашковский попал под обстрел и был контужен, лежал в больнице, но позже всё равно поехал помогать россиянам.

(В октябре Дмитрашковский был приглашен в эфир украинского телемарафона «Единые новости». В этом эфире журналисты представили его пресс-офицером военной комендатуры. В своем выступлении Дмитрашковский тогда заявил, что Россия планирует обстрелять суджанский интернат. — Прим. ред.).

Эвакуация

…Еще в подвале интерната жили Сергей и Наталья. Сергей помогал поддерживать чистоту во всем интернате, следил за буржуйками, а Наталья делала постояльцам прописанные врачами уколы и давала таблетки — у нее медицинское образование. Когда в ноябре состоялась эвакуация мирных жителей через украинские Сумы, одна из выезжавших женщин взяла с собой письмо, которое Наташа написала своей дочке. «Маша, доченька, прости, что мы тебя не послушали, что не поехали с тобой и попали в эту мясорубку. Но ты только не переживай. Держись, крепись. У нас всё хорошо. В комнате тепло, папа топит печки, я делаю уколы, кому нужно, и выдаю таблетки по предписанию врачей. Я вас люблю. Врачи приезжают постоянно. Врачи из Сум приезжают и контролируют всё. И лекарства выдают», — читает письмо матери дочка Маша. Фотографию письма, которую скинула ей в Whatsapp выехавшая женщина, Маша долго рассматривает: текст написан родным маминым почерком.

Сергей и Наталья до самого последнего момента оставались соседями по бомбоубежищу родителям Софии, которые тоже не уехали из Суджи, когда была объявлена эвакуация.

«Когда была та эвакуация, родители могли выехать, — говорит София. — Но мама не бросила брата, потому что все его документы сгорели в машине, а оформляли эвакуацию по документам».

В ноябре 2024 года Украина через собственную территорию вывезла в Беларусь, а затем в Россию 46 суджан, которые согласились выехать. Такая сложная логистика была связана с тем, что стороны не могли договориться о прекращении огня и открытии прямого «зеленого коридора». Поэтому эвакуация прошла по маршруту «Суджа — Сумы (Украина) — Беларусь — Россия». Многие люди боялись ехать в неизвестность, поэтому группа собралась совсем небольшая.

«Через Украину мои родители вряд ли поедут, — рассуждает о возможности эвакуации Елена, которая живет с семьей в Курске и чьи родители остаются по сей день в Судже. — Мои родители — это люди 70-летнего возраста, которые смотрят телевизор и доверяют нашей власти. Они вряд ли будут доверять украинцам. Я не знаю вообще, стоит ли просить украинцев связаться с ними, потому что, во-первых, я не хочу, чтобы украинцы много общались с ними и узнали о патриотизме моих родителей. Потому что всегда найдутся люди, которые на ком-то захотят выместить свои негативные чувства. И мои родители могут оказаться под ударом. А во-вторых, если я приглашу в дом родителей военных, родители могут это неправильно понять и сказать, что я в их дом врагов привела и направила».

Впрочем, с ноября возможности эвакуироваться из Суджи больше и не представилось: из-за регулярных прилетов дронов дороги были перекрыты даже для волонтеров.

В последний раз Елена общалась с родителями ещё в августе, после начала оккупации связи с ними уже не было — «даже уведомление, что абонент в сети, не появлялось». 6 августа, когда начался сильный обстрел, Елена хотела поехать и вывезти их, но муж отговорил ее ехать под пули на малолитражке. Девушка очень хочет выяснить судьбу родных, но так и не знает, как это безопасно сделать. И всё же у Елены получилось связаться с одним из активистов, который заехал из Украины в Суджу и сообщил ей, что ее родители живы.

Под белым флагом

Накануне прилета в интернат обстрелы Суджи участились. Снаряды ложились на соседних с интернатом улицах. 31 января через украинцев родным удалось связаться с людьми в интернате: «Они [суджане] сказали, что 31 января был вообще самый страшный день в их жизни за всё время, сколько они там находятся, потому что летело как будто со всех сторон, постоянно что-то взрывалось, где-то разрушалось. И они настолько были напуганы, что серьезно говорили: “Мы возьмем белые тряпки и сейчас пойдем в сторону границы пешком. Лишь бы отсюда уйти и лишь бы хоть как-то эвакуироваться в Сумы”» .

Но люди, с которыми я поговорила, понимали: жители интерната не дойдут до границы. Даже если им повезет и не будет обстрелов, многие из них — пенсионеры, кто-то вообще еле ходит. «Пожилые люди, лежачие, инвалиды, которые и два километра, наверное, не пройдут. Их план был чем-то невозможным, хотя и понятна мотивация: они были напуганы, они не верили, что там выживут», — рассказывает одна из моих собеседниц.

План пойти пешком до границы так и не сбылся: 1 февраля интернат был разрушен в результате прилета. Софья пересказывает то, что услышала от родителей:

«Они только покушали, только спустились в подвал, и сзади вся часть потолка, секции прям — взорвалась. Всё загорелось, пламенем всё завалило». Горит интернат, главный вход в убежище завален, там уже не пройти. Обломки, пыль, людям становится трудно дышать, а ведь там больные и старики».

В этом же подвале находились Сергей и Наталья, родители Марии. Маша рассказывает, что ее мама уже собиралась ложиться спать, когда прозвучал взрыв. Мама рефлекторно накрылась одеялом, а на папу упал кирпич (по заверению самого отца — «жить будет»).

Примерно через 10 минут, по рассказам родителей Марии, украинские военные их вывели через боковой выход из убежища и отвели в церковь рядом с интернатом. Оттуда украинцы стали вывозить суджан в Сумы.

Родные самоорганизовались и создали чаты для поиска людей. Там они делятся друг с другом новостями, если что-то удается узнать у украинцев или у российских властей. Но главное направление — поиск оставшихся в оккупации. Волонтеры составляют списки с именами оставшихся жителей; сейчас, по их подсчетам, в Суджанском районе остаются 2938 человек, 550 человек ищут в самой Судже. Один из координаторов рассказывает мне, что среди этих имен есть примерно 48 детей, несколько младенцев. Кто-то из мам рожал, уже после захвата Вооруженными силами Украины Суджи. Одну женщину возили в роддом в украинские Сумы. Но этот список составили сами волонтеры. Список от властей опубликовала Татьяна Москалькова, уполномоченная по правам человека РФ. В ее изначальном списке было всего 517 имен. И лишь недавно власти признали, что в нем находятся уже более 2000 человек.

«Помимо самой Суджи, там же очень много людей остались в деревнях, в поселках. И насколько это возможно, украинцы развозят по домам людям пайки, воду, хлеб, всё самое главное. Теперь я понимаю, что такое “хлеб всему голова”. Теперь я никогда ни одну крошечку не выброшу. Потому что, когда я сажусь есть, я думаю, ели ли мои родители и что они ели. Так же, как и другие суджане», — говорит Мария, чьи родители были в интернате, а теперь эвакуированы.

«Нет чужих людей»

Сейчас, как говорят российские волонтеры, занимающиеся розыском оставшихся в Судже, людей из интерната будут также переправлять в Россию через Сумы и Беларусь. В Украину вывезли более 105 человек. Большинство из выехавших — бывшие жители интерната, а также жители соседних с интернатом домов. Уже в России им предстоит допрос в ФСБ, подписка о неразглашении, говорит мне одна из героинь, которая общалась с людьми, уехавшими в прошлом потоке. Но волонтеры эту информацию не подтверждают:

«В России уже с вернувшимися работает психолог обычно, их кормят, им предоставляют отдых. Я думаю, что следствие по-любому общается с ними, но я ни разу не слышала, чтобы их, там, кто-то долго держал, то есть, например, семьи с детьми практически сразу попали к своим близким домой. Люди, которые ведут поиски, связывались с ними, чтобы узнать хоть какую-то информацию об оставшихся там. И вот у меня иногда ощущение, что следствие вообще никак с ними не общается», — рассказывает один из координаторов поиска оставшихся в Судже.

А вот София переживает, что у эвакуированных может начаться, как она называет, «отходняк». Она волнуется, что суджанам не окажут должного лечения, и на фоне стресса у них могут случаться инфаркты, инсульты и другие заболевания.

У Елены тревоги еще более фундаментальные: «Когда смотришь репортажи с освобожденных территорий, понимаешь, что там выжжено все дотла. Поэтому мы очень боимся за жизнь наших родных, понимая, что при штурме Суджи и окрестностей там может просто ничего не остаться, в зависимости от того, какое оружие будет выбрано для этого штурма».

Теперь она с тревогой ждет 9 мая — Дня Победы, к которому российские власти могут приурочить освобождение Суджи. И освобождение может стоить жизни сотням мирных жителей, которые всё еще находятся там. В том числе и ее родителям.

«Когда будет освобождение Суджи, начнутся уличные бои, там уже за ценой никто не постоит», — поддерживает всеобщее опасение другая моя собеседница.

«Там находятся люди, которые живут по подвалам уже полгода, — говорит Мария. — Их более 2000 человек. И они еще борются за жизнь. И они хотят жить. И они нам нужны. Нет чужих людей, они все родные. Мне даже не нужны ни сертификаты, ни компенсации, я готова от всего отказаться. Только чтобы мои родители были рядом со мной. Я их больше ни на секундочку не отпущу».